напряжённое выражение, будто он вслушивался в то, что происходило внутри его.

– Очень больно? – спросила Мартышка.

– Терпимо, – ответил Борис.

– Сам идти можешь?

– Подумаю.

Алексей Палыч с тревогой взглянул на Бориса. Уговора думать не было. По сценарию Борису полагалось быть совершенно беспомощным.

И тут в разговор вступил Чижик, не произнёсший за два дня ни одного слова. Едва он заговорил, Алексей Палыч понял, что заставляло его молчать: с такими ребятами он встречался. Как правило, это были надёжные ребята – говорили они мало, но дело делали.

– У м-меня б-был а-ап-пендицит, – сказал Чижик.

Все головы повернулись в сторону Чижика. Видно, ребята тоже знали, что понапрасну рта раскрывать он не станет.

– Н-нужно н-нести.

– Куда?

– Я п-помню к-к-а-арту. Впереди ж-ж-ж-е-елезка.

– Будем делать носилки, – решил Стасик. – Да, Елена Дмитна?

– Боря, тебе на самом деле так больно? – спросила Лжедмитриевна. – Придётся прервать поход, а ребята готовились к нему целую зиму.

«Придётся, придётся, – не без ехидства подумал Алексей Палыч. – Хоть вы там и развитые, но и мы кое-что соображаем. Молодец, Боря, давай добивай её, действуй».

– Мне уже лучше, – сказал Борис, как бы даже со стоном.

Тон его голоса находился в полном противоречии со словами, поведение тоже. Он морщился, пальцы рук его, вытянутые вдоль тела, сжимались и разжимались. Алексею Палычу казалось, что Борис только вошёл в роль и играет страдание совершенно естественно. Но как это совместить со словами? И зачем тогда притворяться?

Но всё объяснилось просто. Борис не актёрствовал, он на самом деле страдал.

Из ста пятидесяти миллионов квадратных километров, составляющих сушу нашей планеты, начинающий симулянт умудрился выбрать именно тот клочок, по которому проходила тропа муравьёв. Прикрытая вереском, невидимая сверху дорога пролегала примерно под поясницей Бориса.

Рыжие шустрые солдатики быстро отыскали ходы под рубашку, под пояс, в штанины и рукава. Они разбрелись под одеждой, и ползание их уже само по себе было невыносимо. Но возможно, они собирались проникнуть и внутрь Бориса, ибо местами пробовали кожу на зуб.

Некоторое время Борис продержался на самолюбии. Начав играть роль обезноженного страдальца, он не мог вскочить сразу. Нужно было хоть немного потянуть, чтобы «боль» в животе успокоилась. Конечно, можно попросить, и его передвинут, и снимут одежду, вытрясут её. Борис представил себе эту картину, покосился на Мартышку и понял, что это исключено.

Муравьи продолжали вгрызаться в кожу. Уже не хотелось спасать ни группу, ни себя, ни даже планету. Единственным желанием было убежать в лес, раздеться догола и вытрясти одежду.

– Прошло, – сдавленным голосом произнёс Борис и медленно поднялся на ноги.

Сначала, чувствуя на своей спине взгляды ребят, он шёл не спеша, но потом не выдержал и побежал.

Алексей Палыч стоял в растерянности и изумлении. Из всех он один не понимал, что случилось. Остальные поняли, по-своему.

– Значит, не аппендицит? – спросил Славик, обращаясь к Чижику.

Чижик молча кивнул, развернулся и направился вглубь леса, туда, где были оставлены рюкзаки.

– Жрать надо меньше, – заметил Шурик, ни к кому не обращаясь персонально.

– Дурак! – сказала Мартышка.

– А что, пошутить нельзя?

– Заткнись, – посоветовал Славик. – Валька, у тебя есть что-нибудь от живота?

– От живота, от живота… – пропела повеселевшая Валентина, раскрывая аптечку. – Ты думаешь, я наизусть помню? Тут у меня список. Вот. От живота – фталазол.

Валентина протянула Алексею Палычу две таблетки.

– Потом ещё дам.

– Большое спасибо, – растерянно сказал Алексей Палыч.

Лжедмитриевна решительно – и это надо непременно отметить – приказала:

– Идёмте, ребята.

Во взгляде, который она напоследок бросила на Алексея Палыча, был такой нехороший прищур: не то презрение, не то подозрение.

«Иди, иди, не щурься, – мысленно сказал ей Алексей Палыч. – Я ещё не то выдумаю». Однако это было пустой похвальбой. Алексей Палыч прекрасно понимал, что второй раз ребят в эти игры играть не заставишь. Разве что – ломать ногу по-настоящему…

Вернулся Борис, злой и насупленный.

– Что они говорили?

– Кажется, они не поняли, – виновато ответил Алексей Палыч. – Просто решили, что у тебя было расстройство желудка.

– Ещё не лучше!

– Почему ты убежал? Ведь главное уже было сделано.

– Посмотрите.

Борис раздвинул кустики вереска. Рыжая дорожка струилась у его ног.

– Рыжие – самые кусачие, – мрачно заметил Борис.

– Разве нельзя было передвинуться? – спросил Алексей Палыч, стараясь придать своему голосу максимум деликатности.

– Они в штаны набились. От своих штанов я убежать не могу.

Алексей Палыч вздохнул:

– Да-а… Не везёт.

– Пока только нам не везёт, – уточнил Борис. – И вообще – в гробу видал я эту планету. Одних спасай, других спасай… Мы что, на спасательной станции работаем?

Борис погрозил кулаком в небо:

– Эй, вы, забирайте свою физкультурницу!

Таким разъярённым Бориса Алексей Палыч ещё не видел. Винил он во всём себя и старался придумать что-то, что могло бы отвлечь компаньона. Придумалось почему-то не самое умное.

– Вот, тебе таблетки оставили, – сказал Алексей Палыч.

Таблетки полетели в траву.

– А ребята хорошие, – примирительно сказал Алексей Палыч. – Ты заметил, они сразу согласились тебя нести?

– А я ничего не говорю, – остывая, пробубнил Борис. – Это я вроде дурачка.

– Не ты один, – уточнил Алексей Палыч. – Пойдём, а то отстанем.

– Подождут. Огонь-то у нас.

Борис оказался прав. На сей раз группа ждала их.

– Больше не отставайте! – крикнул Стасик. – Мы и так опаздываем.

– Интересно, куда? – буркнул Борис. – На кладбище, что ли?

Чёрный юмор Бориса и на сей раз не был оценён, ибо услышал его только Алексей Палыч, а он по природе был оптимистом.

Июнь 6

Рыбаки ловили рыбу

Алексей Палыч проснулся незадолго до восхода солнца.

Вчера вечером они с Борисом оборудовали ночлег по всем правилам – нарубили елового лапника, сделали подстилку; спать было не хуже, чем в палатках.

С вечера все намазались мазью, найденной Веником, даже и ему нос намазали, но он всё слизал и остался в недоумении – почему так мало и так невкусно?

Борис объяснил всем, как достался ему тюбик, и при этом оба заговорщика изучали выражение лица Лжедмитриевны. Но ребята по-прежнему грешили на Валентину. Та ещё пять раз поклялась, что всё проверяла по списку. Лжедмитриевна молчала, что было с её стороны достаточно подло. Если, конечно, мазь украла она. Во всяком случае, мазаться она отказалась. Это говорило в её пользу, если она хотела хоть как-то загладить вину. Но это же говорило против неё, ибо, значит, имелось что заглаживать. В общем, подозрения, разбавленные сомнениями, остались: всё могло выйти случайно, но уж слишком много случайностей.