Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кусит, – предостерёг Алексей Палыч.
– Ну да… – отмахнулся Гена. – Он знает, что не его.
Веник наморщил нос, обнажив клыки. Но хвост по-прежнему совершал дружелюбные колебания. Видно, Веник понимал: тяпнуть-то всегда не поздно, а вот что будет дальше?
Челюсти собаки мелко дрожали, приоткрываясь.
Алексей Палыч потянул за жилку. Но рыба была заглочена головой вперёд. Она встала поперёк. Веник сделал судорожное глотательное движение, и всё вернулось на свои места.
– Тяните за хвост!
Не понимая, но подчиняясь, полагая, что есть какие-то особые приёмы извлечения рыбы, Алексей Палыч дёрнул Веника за хвост. Челюсти сжались, пальцы Гены остались в собачьей пасти.
– Рыбу – за хвост!..
Встав на колени, обхватив одной рукой Веника за шею, Гена снова раскрыл челюсти. Алексей Палыч, мысленно простившись с рукой, сунул два пальца в глубину глотки.
Этого Веник уже не мог вынести.
– Х-ха, – произнёс он, и несчастный елец вылетел из его пасти. Веник с укоризной смотрел на своих мучителей. «Ну что, жмоты, – говорил его взгляд, – добились? Жрите теперь сами…»
Гена извлёк крючок из многострадального ельца. Теперь елец не то что на уху, и на показ не годился.
– Возьми. – Елец шлёпнулся возле собаки.
«Как бы не так, – сказал им собачий взгляд. – Понравилось в пасть лазать…»
Затем Веник задрал над ельцом заднюю ножку и проделал обряд, который в переводе с собачьего означает «если не мне, то и не вам».
Потом Веник удалился. Хвост его уныло болтался.
– Ещё будем ловить? – спросил Алексей Палыч.
– Хватит, наверное, – сказал Гена. – Наши уже встают.
– Слушай, Гена, я хочу тебя спросить: как вы готовились к походу? Это, наверное, очень серьёзная подготовка?
– Обыкновенная. Сначала теория, потом учились ориентироваться, ходили по азимуту. Весной, на каникулах, были сборы. Соревнования: кто быстрей поставит палатку, разожжёт костёр…
– В общем, в лесу ориентироваться умеете?
– Элементарно.
– И сумеете выйти куда надо?
– А куда надо? – спросил Гена.
– Вот это и меня интересует.
– На карте было помечено. Только она пропала.
– Тебе это не кажется странным?
– Ничего, – сказал Гена. – Куда-нибудь выйдем. Не маленькие.
– Кто с вами занимался?
– Елена Дмитриевна.
– Вот эта самая?
– Какая же ещё? Другой у нас нет.
Расспрашивать дальше о Лжедмитриевне Алексей Палыч не стал. Кажется, копия была сделана на совесть.
– А можно мне вас спросить?
– Пожалуйста, – сказал Алексей Палыч, догадываясь, о чём будет вопрос.
– Как вы к нам попали?
– Просто прибились, как Веник, – попробовал отшутиться Алексей Палыч.
– Я серьёзно… – сказал Гена.
– Лже… гм… Елена Дмитриевна нас пригласила.
– Зачем? Раньше она ничего не говорила.
– Знаешь, Гена, – сказал Алексей Палыч, стараясь придать своему лицу самое честное выражение, – твои вопросы вполне справедливы. Но у меня на них нет ответов. Или скажем так: они есть, но лучше бы их вообще не было. Тебя устроит такое объяснение?
Гена пожал плечами:
– Не хотите говорить, не надо.
– А ты спроси у Елены Дмитриевны, – нашёлся Алексей Палыч.
Это была неплохая идея. Правду Лжедмитриевна тоже сказать не может, вот пускай сама и выкручивается. Во всяком случае, сочинять для этих ребятишек какую-то легенду Алексею Палычу не хотелось.
– Неудобно, – сказал Гена.
– А у меня удобно?
– Нормально, – сказал Гена, – ребята к вам хорошо относятся, хоть вы и старый.
– Неужели я такой уж старый? – якобы небрежно спросил Алексей Палыч.
– Для такого похода, – уточнил Гена.
Алексей Палыч уже не слегка, а вполне серьёзно встревожился, ибо дело касалось проблемы, которой до сих пор он не замечал. Среди своих знакомых он считался вполне молодцом, а в кулёминской бане его даже часто просили: «Подвиньтесь, молодой человек».
– Прости, пожалуйста, – сказал Алексей Палыч, – но я кое-что читал, и мне известно, что Жак Кусто до сих пор ныряет с аквалангом. А ведь ему около семидесяти лет.
– Я тоже читал, – сказал Гена.
– Интересно, – без всякого интереса сказал Алексей Палыч, – а сколько, ты думаешь, мне лет?
– Тоже, наверное, вроде этого.
– А сколько лет твоему отцу?
– Откуда я знаю…
– Странно, – сказал Алексей Палыч. – У вас дома справляются дни его рождения… Наверное, бывают гости… поздравляют… Ведь говорят, сколько ему лет?
– Откуда я знаю… Меня за стол не сажают.
– Но всё-таки: тридцать пять или сорок?
– Наверное, сорок…
– А мне сорок пять! – заявил Алексей Палыч с тихой гордостью.
Но Гену это не поразило: в своём прекрасном возрасте разницу между сорока и семьюдесятью он не осознавал – не по недостатку воображения, а потому, что эта проблема его не волновала.
– К вам ребята хорошо относятся, – повторил он. – А почему вы у нас – разговорчики разные.
– А Борис?
– Борис ничего. Но вас мы понимаем, а его не очень.
– Борис просто очень устал, – сказал Алексей Палыч. – Я, Гена, не могу тебе объяснить…
– Да ничего не надо объяснять, Алексей Палыч. Мы идём, всё нормально… Не хотите – не надо…
– Я бы очень хотел, – сказал Алексей Палыч, – но это невозможно. Ты мне должен просто поверить.
– Я вам верю, – сказал Гена, и в голосе его Алексей Палыч почувствовал какое-то прощение, отпущение грехов, которых не было. – Мне вообще кажется, что всё немножко не так…
– Что именно?
– А всё, – сказал Гена. – Объяснить я не могу. Чувствую…
– Ты правильно чувствуешь, – вздохнул Алексей Палыч. – Ты понимаешь, я оказался в положении собаки, которая всё знает, но объяснить не может. У нас с тобой странный разговор – откровенность без откровений… Но я, Гена, не виноват… Пойдём на стоянку. Если у тебя будут вопросы, спрашивай в любое время, не стесняйся.
Гена пошёл вперёд и стал подниматься на склон.
Алексея Палыча вдруг осенило.
– Стоп, – сказал он. – Гена, ты – её помощник?
Гена обернулся. Волнений на его лице заметить не удалось.
– Кого? – спросил он.
– Елены Дмитриевны.
– Конечно, – сказал Гена. – И я, и все остальные тоже.
Алексей Палыч не стал его останавливать. Мысли его сейчас бродили по разным каналам, но в одном из них сейчас возникло подозрение, что Гена знает больше, чем говорит.
Не тайный ли он помощник Лжедмитриевны?
Нет. Будущее покажет, что не тайный.
Июнь 6
Из чего варят кашу
Когда Алексей Палыч и