означает, что все усилия могут оказаться напрасными, если скипетр не пожелает возвращаться. На такое я повлиять не в силах.

– Скипетр проявится, – серьезно и уверенно произносит Азраэль, и практически сразу я ощущаю его руку у себя на спине.

Лучи поднимающегося солнца дотягиваются до нас. Не хватает буквально пары шагов, чтобы они осветили первую скульптуру. У меня ускоряется пульс.

– Тогда попросим его вернуться. – Коротко кивнув на прощание, Джибриль уходит обратно.

Три высших ангела встают напротив статуй. Остальные бессмертные молча выстраиваются за ними в два ряда, а мы с Кимми между тем остаемся на своих местах. Я не имею возможности как-то воздействовать на происходящее, и мне это не нравится. Если скипетр не найдется, Азраэль не обязан будет выполнять свое обещание. Поступит ли он так со мной? Отнимет ли у меня Малакая? Я понятия не имею. Просто не имею, и все. Я недостаточно его знаю. Если сейчас ничего не получится, нам придется договариваться заново.

Кимми тыкает меня локтем, указывая на Саиду. Та машет нам, подзывая к себе. Мы подходим, и она берет меня за руку. Азраэль сжимает мою вторую ладонь, пока Кимми встает между Гором и Данте. Королева, Исида, Сет, Гор, Энола, Данте, Азраэль, Кимми и я образуем два ряда позади высших ангелов. Раздается шелест крыльев. Гвардия, шагая в ногу, выходит ближе и строится за нами в небольшом зале. В воцарившейся тишине солнечные лучи добираются до первой скульптуры. Они озаряют Амона-Ра золотым светом. Потрясающий вид. Это зрелище, тысячи лет назад спроектированное Исрафилом и воплощенное в жизнь строителями Рамзеса, поистине может зваться прошедшим испытание временем. Между тем солнце постепенно движется дальше.

Задержав дыхание, я заставляю себя стоять спокойно, чтобы не броситься вперед и не выцарапать скипетр из камня. Такое бездействие – это слишком для моих нервов. У нас всего пятнадцать или двадцать минут, прежде чем лучи снова исчезнут. Если окажется, что скипетр не в настроении возвращаться к высшим ангелам, с жизнью моего брата покончено. Я не могу этого допустить. Однако Азраэль крепко держит меня, вынуждая стоять на месте.

Азраэль

Момент настал. После стольких лет сейчас может измениться все. Если так и произойдет, за это мы будем целиком и полностью обязаны Нефертари. Сжав тонкую ладонь, улавливаю ее беспокойство. У меня нет дара телепатии, но мысли Нефертари мне и так известны. Она боится, потому что не может контролировать процесс. Удивительно, как она не появилась сегодня утром в холле отеля с киркой. Представив себе это, я не могу сдержать улыбку, но тут же опять становлюсь серьезным. Возможно, что через несколько минут моя жизнь изменится, однако, невзирая на это, все мои мысли сосредоточены на девушке рядом со мной. Следовало вчера ей позвонить или написать. Хватило бы одного коротенького сообщения. Она этого заслуживала. А вместо этого я ее избегал. Правда, она не облегчила мне задачу. Эта девушка берет то, чего хочет. Я должен был это предвидеть. И хотя все аргументы говорили против, я не сумел отправить Нефертари обратно в номер, не поцеловав и не обняв. Она заслуживает гораздо большего, но я совершу самое большое предательство в ее жизни. Меня переполняет отвращение. Отвращение к себе самому. Сделав глубокий вдох, я закрываю глаза, когда высшие ангелы хором начинают говорить. Каждый бессмертный знает ритуальные слова призыва регалий. Я не произносил их много тысяч лет, но никогда не забывал.

Твой глас рождается среди молчанья,

Ты взываешь в тишине миров,

Твой образ выше неба,

Ниже праха

До возвращения миров.

Суть твоя сплетается с великой силой.

Твой облик в каждом, ты во всем един.

Ты возникаешь первым, ты кладешь начало

И начинаешься в начале ты.

Закончив речитатив, высшие ангелы начинают его снова. Во второй раз к ним присоединяемся мы, а когда слова повторяются в третий раз, по небольшому помещению разносятся и голоса гвардейцев. Вновь и вновь мы повторяем призыв, а солнце тем временем заливает светом четыре скульптуры. Сначала статую Амона-Ра, потом обожествленного Рамзеса и наконец – Ра-Горахте. Сидящий слева Птах, бог тьмы, остается в тени. Только на его левое плечо попадает немного света. Я буравлю глазами скульптуры, словно мой взгляд способен заставить их отдать скипетр. Как Соломон вообще его спрятал? Попросил переждать тут какое-то время? С каждым разом, когда мы повторяем священные слова, во мне все больше возрастает неуверенность. Воздух дрожит от энергии и магии, которая отражается от стен. У нас под ногами сотрясается пол. Сила призыва слишком велика, чтобы не впечатлить скипетр, где бы он ни был скрыт. Время уходит. Я уже не помню, сколько раз мы повторили призыв. Однако солнце неумолимо движется дальше. Тревога Нефертари усиливается с каждой секундой. У меня по спине струится пот. Микаил поворачивается ко мне, высвобождает руку из ладони Джибриля и взглядом показывает мне встать между ними. Моргнув, я спрашиваю себя, все ли правильно понял. Я не высший ангел. Больше нет, и все-таки однажды Скипетр света мне уже повиновался.

Остальные не прерывают речитатив.

– Иди, – шипит Нефертари.

Отпустив ее, я занимаю место между двумя высшими ангелами и подаю им руки. По залу проносится ударная волна, когда они сжимают мои ладони. Давно утраченная сила захлестывает меня, и крылья начинают светиться. Их сияние во много раз превосходит свет других высших. Позади меня слышится многоголосый вздох. Я молча тяну их встать вместе со мной на колени. Они смиренно склоняют головы, и мы произносим строки призыва в последний раз. Энергичнее и мощнее, чем они когда-либо звучали. Солнечные лучи исчезают, но вместо них появляется иное свечение. Ярче и ослепительней, чем прежде, оно вырывается из фигуры Рамзеса. Этот свет ослепляет всех нас. Время замирает, и сила, которая вскоре наполняет храм, несравнима ни с чем, что встречалось мне раньше. Даже в тот день, когда затонула Атлантида, собственное существование не казалось мне таким ничтожным. Это вечность, а мы всего лишь пыль в колесе времени. Я чувствую, как мужчины и женщины у меня за спиной тоже опускаются на колени. Бросаю судорожный взгляд через плечо на Нефертари. Она смертная. Эта сила может оказаться чересчур велика для ее человеческого сердца. Но она стоит на коленях между Саидой и Исидой и единственная не опустила голову. Во мне вспыхивает гордость. Я не в силах оторвать от нее глаз, в то время как ее взгляд