раз, но неприятный осадок все – же не растворился в этих колючих струях, а лишь притаился где-то в сознании Шелестова, оставив нервозность и чувство тревоги.

Завтрак никак не лез в горло, сильно хотелось пить, и он, кое – как дожевав бутерброд и запив его чаем, стал собираться на работу. Поцеловав мать в щёку, оделся и вышел из дому.

Утро выдалось мрачное. Пронизывающий ветер, казалось, знал о ночном кошмаре Антона и был с ним за одно, с кошмаром, поэтому нарочно дул Шелестову прямо в лицо. Как он ни старался от него укрыться, снег все равно забивался в рукава, карманы, и как песок больно хлестал по лицу, как много лет назад в Казахстане во время песчаной бури.

А вот и троллейбус: Ленинский проспект блестел ото льда, ветер гнал снежную крупу всё сильнее и сильнее, и Антону пришлось натянуть на голову капюшон «аляски» – как хорошо, что не пришлось долго ждать троллейбус на холодном ветру!

Антон подошёл к двери своего кабинета, лениво порылся в кармане куртки, достал связку ключей и, щёлкнув замком, отпер дверь. Работать одной рукой было тяжело. В темноте кабинета внезапно злобно зазвонил городской телефон. Шелестов щелкнул выключателем, воткнул штепсель чайника с жёлтым верблюдом на боку в розетку и снял трубку.

– Да?

– Антоша, привет! – приятный женский голос со знакомыми интонациями зазвучал из его очень далёкого прошлого. – Это Таня Шипилова! Помнишь такую? Как жизнь? Как дела? Как работа?

Словно из небытия, перед глазами Шелестова возникли длинные роскошные рыжие волосы, словно облако, окаймляли её голову, дивные карие кошачьи глаза, длинные пушистые ресницы, тонкие чувственные губы, а прекрасное молодое тренированное тело (когда-то она серьёзно занималась прыжками в высоту, и даже имела разряды). В своё время, это чудо сводило Шелестова с ума.

Последний раз Антон виделся с ней в 1981 году при весьма занятных обстоятельствах. Хищная, красивая девица, хорошо знающая, чего хочет, и умеющая добиваться своей цели. Но была у неё одна проблема: Татьяна была «слаба на передок», иными словами говоря – трахалась со всеми подряд.

Он помедлил секунду.

– Ну, здравствуй, здравствуй, проказница! Какими судьбами и как ты меня нашла?

– Да, всё просто! Я теперь живу на Красикова, дом два. Мы с тобой соседи. Я пару месяцев назад проезжала мимо твоего отделения и заметила тебя. Нашла в справочнике телефон дежурной части, позвонила дежурному, он подтвердил, что ты работаешь здесь, и дал твой городской номер телефона.

– Можешь!

– А то! Я же знала, что ты в Высшей школе милиции учился.

– Ясно! Ладно, говори прямо, что надо! Ты же не просто так?

– Антоша! Мне очень надо с тобой посоветоваться. Я подъеду, куда скажешь.

Шелестов вздохнул. Встречаться не хотелось, а тем более выслушивать её просьбы, со всеми вытекающими последствиями.

– Как тебе срочно? У меня дел…

– Антошенька, дорогой! – её голос приобрёл медовый оттенок. – Мне сегодня, надо. Только минуточку. Когда скажешь.

Танюша, только завтра, только в девять утра, – вымученно согласился Антон.

– А сегодня?

Без стука вошел Боря Гудков с пакетиком конфет и собственной кружкой.

Шелестов жестом показал на чайник, давай, мол, наливай.

– Я сейчас взорвусь!…

– Хорошо, хорошо, ты только не волнуйся! Баааай!

В трубке раздались гудки отбоя.

Едва он повесил трубку, телефон снова истерично заверещал.

– Слушаю, Шелестов.

– Антон, Маркин пришёл? – голос Сергей Сергеевича был как никогда энергичный.

– Нет ещё.

– Ладно! Что там с Ивушкиной?

– Работают.

– Молодцы! Держи меня в курсе.

– Обязательно.

– Борька, привет! – Антон машинально постукивал не повешенной трубкой о ладонь.

– Здорово, братишка. Там вот какая проблема. Ивушкина пришла в себя, осознала содеянное, призналась в нём, тут же раскаялась, и написала «чистуху», но Герман всё же боится её задерживать – вдруг в отказ пойдет и у него получится незаконное задержание. А отпускать её нельзя – вдруг за ночь передумает.

– А изъятые, у неё в общаге цепочку и кулон с камнем, на опознание никому не предъявляли ещё, потому что не успели?

– Точно!

Шелестов выругался, и поднял трубку городского телефона.

– Вадим Владимирович, здравствуйте, Шелестов беспокоит. Вадим Владимирович, ещё помощь нужна, зашиваемся по делу Марвина. Так!… Так точно!… Есть передать!

Он хлопнул трубкой об аппарат, который тут же снова зазвонил.

– Эх, были бы живы Малышев и Павловский!

– Да, уж. Теперь молодых оперов не скоро пришлют. Надо будет ждать до очередного выпуска из «Вышки»! – Гудков усмехнулся.

Телефон продолжал надрываться. Антон в очередной раз выругался, но трубку поднял.

– Да?!! Привет мама. Что?… Какие газеты?… Ничего я не поранился?… Ладно, приеду, посмотрю, не трогай их пока. Хорошо, в десять буду, не волнуйся.

Шелестов осторожно положил трубку.

– Антон, чай совсем остыл, – Борис держал в руках ещё кипящий чайник.

– Добавь мне чуть – чуть кипятка. – Шелестов ткнул пальцем в кружку. – А я пока подремлю.

Антон запрокинул голову и закрыл глаза. Ночью он спал плохо, часов до трех, потом так и не смог заснуть. В результате – головная боль и желание куда-нибудь упасть. Сознание начало погружаться в туман, сон заглушал чувства и эмоции, мысли превращались в абракадабру. Антон пару раз клюнул носом, затем, не выдержав, уронил голову на стол и отключился…

Вот что делать, когда прошлое стучится в твои двери?

Ты это прошлое сначала любил, потом думал, что любил, потом решил, что оно тебя предало. А потом время шло, шло и шло, и ты про него и думать-то забыл, а, оно вот, на пороге! И стучится! Осторожно так, но настойчиво. Прямо скажем, оно не умоляло впустить. Но вот, незадача, само его появление как-то будоражит и наводит на мысли. А тут ещё память подключается, когда не надо, и начинают всплывать разные мелочи и совсем уж пустяшные события, как от брошенного в воду камня – круги по воде, растекаются и растекаются, всё дальше и дальше, а потом тебя захлестывают… Понятно, что достигнув своего апогея, волна осядет и вот, уже на воде ничего нет, чистота. Это если прошлое не впустить в свою жизнь, теперешнюю. А что будет, если открыть дверь? А?

Разбудили его звуки беготни в коридоре и громкие голоса. Антон протер глаза, тряхнул головой. Заскочил Шишкин.

– Кончай дрыхнуть. Хватай «пушку» и на выход.

– Что такое?

– Чудик один в квартире на Новаторов, заперся и по прохожим из двустволки шмаляет. Уже двое раненых. Надо бы тормознуть этого козлопаса, пока он пол – района не перестрелял. Давай, не тяни, мы в «тачке».

– Чёрт! Какую пушку! Кто мне её даст! – Антон закрыл дверь и выскочил на улицу.

Скрейдель включил поворотник и, подрезав какие-то «Жигули», проскочил сразу в левый ряд и выскочил на Ленинский проспект.

«Что бы вы без меня делали?» – засмеялся водитель, врубил сирену, магнитофон на всю катушку и устроил легкий слалом на трассе.

– Сделай по – тише! – не выдержал Андрей. – Вон тот дом, рядом со сберкассой. Близко не подъезжай, попадет еще, урод.

Скрейдель спрятал машину за углом сбербанка, вне зоны обстрела. Оперы приехали одними из первых, их опередил лишь наряд вневедомственной охраны, получивший сообщение по рации. В их машине на сиденье лежала женщина – заряд картечи попал ей в ногу, охранники кое – как наложили жгут и вызвали «Скорую». Второй раненый лежал на траве, бедняге не повезло – ему зацепило бок.

Два сержанта ППС перекрывали дорогу во двор – иногда очень жестоко, не стесняясь в выражениях. Главное сейчас – оценить зону обстрела во избежание новых жертв. Спустя минуту, вслед за операми, появилась еще одна машина охраны Сбербанка СССР. Наверняка к месту уже мчатся начальство, ГАИ и вообще все, кто находился поблизости от стрельбы.

Дом, откуда мужик вел огонь, был обычной пятиэтажкой, разукрашенный потрескавшимися межплиточными швами. Перед домом располагались детская площадка с качелями и песочницей под «грибом». Дальше шла полоса сплошного кустарника, в два ряда, между которыми проходила дорожка прямо до самой улицы Новаторов. До ближайшего соседнего дома – метров пятьдесят, что совсем не здорово. Товарищу надоест искать мишени на улице, и он примется