в карьер, грузовые машины, оглушительно грохнула танковая пушка слева, забасили крупнокалиберные пулемёты, и первые жертвы в полчищах хищников покатились по снегу, разлетелись ошмётками от взрывов снарядов. Автомобили, пробив слитную массу атакующих, вспыхнули нестерпимым пламенем, собирая кровавую дань, ударили сверху вертолёт, выкашивая молотоголовых, но…

Слишком их много! И слишком мало серьёзного оружия у защитников! Рявкают пушки, вспенили воду цепочкой огромных всплесков, вскинули в небо султаны земли и гранита прилетевшие откуда-то из тыла тяжёлые ракеты. Но живая волна, стремительная и неудержимая, катилась вперёд. Гитарными струнами натянулись нервы тысяч людей, кинжалами резали слух оглушительные крики командиров.

— Стоять!!! Стоять!!!

Они орали, рвали себе горло, но не от страха за собственную шкуру: если рухнет строй — рухнет всё, и невообразимое число людей, что за спиной воинов пробирается по забитым дорогам со скоростью смертельно раненой улитки, попросту погибнут! И поэтому они орали. И Куко, срывая голос, орал вместе с ними, орали и те, у кого хватило сил и мужества смотреть на мчащееся цунами стремительных тел.

— Стоя-а-а-а-ть!!! Стоя-а-а-а-ть!!!

Почти никто не дрогнул, не побежал, тех, у кого лопались нервы, сбивали с ног более храбрые друзья, валили наземь чудовищными ударами прикладов, ибо знали, стоит только обратиться в бегство хотя бы десятку — и рухнет вся фаланга!

— Стоя-а-а-а-а-а-ать!!!

Всё ближе и ближе гром из под тысяч чудовищных лап, всё стремительней бег непобедимого легиона, вся сильнее бьёт в лица побледневших бойцов смрад оскалившейся смерти.

— А-аго-о-о-о-о-онь!!!

Небо и земля раскололись на части, грохот чудовищного в своей силе залпа опрокинул первые ряды чудовищ, захлебнулись трелью автоматы и пулемёты, через первые шеренги полетели тысячи бутылок и гранат, и настоящая стена огня и взрывов, пуль и осколков вздыбила атакующий вал. Летели через голову непобедимые твари, заходясь предсмертными криками, и через считанные секунды перед рядами ополчения стала стремительно расти баррикада кровавых тел.

Лис, всё так же стоя на колене, изо всех сил старался угощать свинцом только тех, кто ещё лез вперёд, над его головой яростными вспышками бил очередями-тройками автомат Хельги. Справа и слева, поборов страх, стреляли во врага все, кто только мог, метали гранаты, чертили огненные дуги в облаке пороховой гари бутылки с горючей смесь.

Ополченцы дрались, как звери. Ни чудовищный вал хищников, ни жуткий страх первых секунд боя, ничто не поколебало стену. Даже когда приутихла стрельба, и твари стали прорываться сквозь огонь и свинец, вырывая из фаланги всё больше и больше бойцов, почти никто не дрогнул. Стреляли, заряжали, орали, бросились с ножами и топорами в рукопашную, умирали, подхватывали с земли оружие, залитое кровью друзей, снова стреляли, падали, сражённые клыками и хвостами, но не отходили…

Как стихла огненная буря Куко даже и не понял. Тишина, звон в ушах, облако дыма, накрывшее всю линию столкновения, бьющее в нос смрадом сгоревшего пороха и взрывчатки, гора убитых и умирающих пришельцев в прицеле. Что-то дёргает за правое плечо. Повернуть голову, опустить глаза, взгляд бежит по знакомой перчатке, руке, останавливается на Олином лице. Прекрасная даже в копоти отгремевшего боя, женщина улыбается, прижимает к себе, словно стараясь согреть. Красивые губы что-то хотят сказать, но обычно очень чуткие уши, не раз и не два демонстрировавшие настоящие чудеса, кроме какого-то частого звона, сливающегося в полосу помех, не слышат ничего.

Вокруг куда-то бегут люди, бегут не в тыл, а, наоборот, к реке. Их открытые рты что-то кричат в диком экстазе, и кицунэ вдруг понял, что это — победа. Пришельцев, дрогнувших, бросившихся наутёк искать спасения в тёмных водах, оставивших на поле боя горы убитых и раненых, гонят в шею!

Лис поднимается с колена, делает, как во сне, один шаг, другой, третий. Ещё секунда и он бежит вместе со всеми, кого только минули зубы и когти хищников. Их много, их удивительно много для этого страшного побоища, слева и справа, спереди и за спиной, настоящих людей, настоящих героев, чьи имена никто не назовёт и не впишет в историю. Кицунэ что есть мочи мчится сквозь полосы тошнотворного, пропитанного кровью и смертью тумана, ловко обходя очаги пожаров, не замечая, как бегущая за спиной Хельга бьёт последними патронами, добивая ещё шевелящихся тварей, не давая им на последнем вздохе дотянуться до потерявшего разум эволэка. Трясущиеся пальцы и сумасшедший бег не дают вставить новый магазин, но Куко просто не в состоянии понять это — оружие в руках, и больше ничего не надо.

Он тоже что-то кричит, и ошалевший разум даже сознаёт, что кричит то же, что и все, но победный клич древних славян, «Ура», летящий из тысяч охрипших глоток, слышит, наверное, вся Вселенная, но только не оглохшие в бою солдаты и ополченцы. Над лавиной людей реет несколько знамён, обычных красных полотнищ, и они плывут над землёй, прокопчённые запахом победы.

В разрывах дыма пожаров мелькают впереди силуэты ненавистных врагов, стремительно удирающих к реке, им вслед летят пули, пополам с картечью, и то один, то второй, третий, то прямо перед носом, то слева, или справа, спотыкаются, падают. Раненые, они бьются на снегу, страшно кричат, словно моля о пощаде, но ни у кого из бойцов даже не дрогнула рука: в больших хищников стреляют снова и снова, пока те не замирают в потёках крови, маленьких, размером с волкодава, режут ножами, рубят заточенными лопатами и топорами. И снова вперёд! Ура-а-а-а!!!

Разбитая во многих местах, испещрённая огромными воронками набережная, усеянная разорванными в клочья чудовищными взрывами телами пришельцев. Ополченцы и солдаты прыгают на гранитное ограждение, стреляют в воду, не обращая внимания, видно ли вообще в пучине стремительно уходящие в глубину силуэты. Пули дорожками пузырьков режут речные волны, поднимаются в небо фонтаны взрывов.

Лис тоже, каким-то чудом вспомнив про болтающиеся на поясе «телескопы», вскочил на развороченный снарядом камень, и стрелял в предательски мирную гладь реки, пока все винтовочные гранаты не закончились…

Хельга, сцапав своего неугомонного Лиса железной хваткой, лавировала меж суеты ополченцев и солдат: на автомобили грузили раненых, со слезами на глазах оставляли на залитом кровью снегу погибших.

Убитых было очень много, и все понимали умом, что их придётся оставить тут, хотя душа и сердце уже отказывались принимать страшную действительность грянувшей войны — оружие, схваченное коркой застывающей крови, ещё кому-то сослужит добрую службу. И люди, в немом отчаянье, просили прощения у павших за чудовищный грех. Они собирали винтовки и карабины, автоматы и пулемёты, патроны, даже двуствольные ружья, а их, самых лучших, самых храбрых, отдавших жизни, оставляли на съедение тварям.

Пришельцы