— Должно быть достаточно, — сказал Вэнион. —Больше мы сейчас выделить не можем. В конце концов, мы говорим об атанах, акогда дело касается атанов, количество их не имеет значения. Один атан сам посебе заменит половину армии.

Стрейджен знаком поманил Спархока, и они отошли к длинномустолу, на котором был накрыт завтрак. Светловолосый вор принялся придирчивовыбирать печенье.

— Сработало, — сказал он едва слышно. —Ксанетия должна видеть человека, чтобы пробраться в его мысли, но Берит отыскалрядом с посольством дом, который к тому же немного выше самого посольства. Мысняли для Ксанетии уютную комнатку с видом на кабинет посла. Сейчас онадобывает для нас информацию — и имена.

— Почему мы скрываем это от остальных?

— Потому что мы с Кааладором хотим использовать этуинформацию для того, чтобы поставить новый мировой рекорд, о котором я говорилвам вчера. Сарабиан еще не дал на это своего согласия, так что незачембеспокоить его тем, о чем знать ему совсем необязательно — по крайней мере, дотех пор, пока мы не уложим все трупы в штабеля.

На следующий день принцесса Даная заболела. Понять, что этоза болезнь, было невозможно. Ни жара, ни кашля, ни хрипов — только беспричиннаяслабость. Принцесса потеряла аппетит, и ее трудно было добудиться.

— То же самое, что было в прошлом месяце, —уверяла Миртаи встревоженных родителей. — Ей нужно укрепляющее, только ивсего.

Спархок, однако, знал, что Миртаи ошибается. В прошломмесяце Даная вовсе не была больна. Богиня-Дитя небрежно отзывалась о своейспособности быть одновременно в двух местах, но ее отец знал, что, когда еевнимание прочно приковано к тому, что происходит в одном месте, в другом онапопросту впадает в спячку. Однако нынешнее недомогание было совсем другим.

— Может быть, и вправду дашь ей укрепляющее,Элана? — предложил.он. — А я пойду поговорю с Сефренией — быть может,она придумает что-нибудь еще.

Сефрения с невеселым видом сидела в своей комнате. Онасмотрела в окно, хотя с первого взгляда было ясно, что пейзаж за окном для неевсе равно что не существовал.

— У нас проблема, матушка, — сказал Спархок, прикрываяза собой дверь. — Даная больна.

Сефрения резко обернулась к нему, глаза ее изумленнорасширились.

— Что за чушь, Спархок! Она никогда не болеет. Онапросто не может заболеть.

— Я и сам так думал, но тем не менее она больна. Ничегоосязаемого, никаких явных признаков, но она определенно нездорова.

Сефрения стремительно поднялась.

— Мне нужно взглянуть на нее, — сказалаона. — Может быть, я сумею выспросить у нее, в чем дело. Она одна?

— Нет. С ней Элана. Не думаю, что она согласится уйти.Это осложнит дело?

— Об этом я позабочусь. Давай скорее выясним, чтостряслось, пока не стало еще хуже.

Явная обеспокоенность Сефрении еще больше встревожилаСпархока. С растущим страхом он последовал за ней в королевские покои. В одномСефрения была безусловно права. Афраэль никоим образом не была восприимчива клюдским хворям, так что это не могла быть обыкновенная простуда или одна избесчисленных детских болезней, которые подхватывают и от которых успешноизлечиваются обычные дети. Спархок с самого начала отверг мысль, что у божестваможет случиться насморк.

Сефрения была напряжена и сосредоточена. Она началабормотать стирикское заклинание еще до того, как вошла в комнату Данаи.

— Благодарение Богу, Сефрения, ты здесь! —воскликнула Элана, привставая из кресла, которое было придвинуто к постелидевочки. — Я так…

Сефрения выпустила заклинание, причудливо щелкнув пальцами,и глаза Эланы остекленели. Она так и застыла, полупривстав из кресла, спротянутой рукой.

Сефрения подошла к кровати, присела на край и взяла девочкуна руки.

— Афраэль, — сказала она, — проснись. Это я,Сефрения.

Богиня-Дитя открыла глаза и безутешно зарыдала.

— Что с тобой? — спросила Сефрения, крепчеприжимая ее к себе и бережно укачивая.

— Они убивают моих детей, Сефрения! — прорыдалаАфраэль. — По всей Эозии! Эленийцы убивают моих детей! Я хочу умереть!

— Мы должны немедленно отправиться в Сарсос, —сказала Сефрения Спархоку и Вэниону, как только они оказались втроем. —Мне нужно поговорить с Тысячей.

— Я понимаю, что это разбивает ей сердце, — сказалВэнион, — но ведь она не может на самом деле умереть, правда?

— Может, Вэнион. Младшие боги так тесно связаны сосвоими почитателями, что от этого зависит сама их жизнь. Пожалуйста, Спархок,попроси Беллиом сейчас же доставить нас в Сарсос.

Спархок мрачно кивнул и, вынув шкатулку, коснулся кольцомкрышки.

— Откройся! — произнес он куда резче, чем хотелбы.

Крышка со щелчком открылась.

— Голубая Роза, — сказал Спархок, — у насбеда. Богиня-Дитя тяжко захворала оттого, что в далекой Эозии убивают ее детей.Мы должны немедля прибыть в Сарсос, дабы Сефрения могла испросить совета уТысячи Стирикума касательно ее исцеления.

— Я исполню все, как ты велишь, Анакха, —прозвучал голос Беллиома из уст Вэниона. В лице магистра появилась смутнаянеуверенность. — Пристойно ли мне сказать, что я испытываю сочувствие ктебе и подруге твоей из-за недуга единственного вашего дитя?

— Я от всего сердца благодарю тебя за доброту, ГолубаяРоза.

— Сие не только лишь доброта, Анакха. Дважды касаласьменя нежная длань Богини-Дитя, и даже я не защищен от хитроумных чар еекасания. Ради любви, всеми нами к ней питаемую, поспешим же в Сарсос, дабымогла она исцелиться.

Мир всколыхнулся, померк — и все трое увидели, что стоятперед отделанным мрамором чертогом Совета в Сарсосе. Осень здесь началасьраньше, и березовая роща на окраине города была словно охвачена золотымпламенем.

— Подождите меня здесь, — сказала СефренияСпархоку и Вэниону. — Не будем дразнить горячие головы новым явлениемэленийцев в зале Совета.

Спархок кивнул и открыл шкатулку, чтобы спрятать Беллиом.

— Нет, Анакха, — проговорил Беллиом, вновь говоряустами Вэниона. — Должен я знать, что будет отвечено на просьбу Сефрении.

— Как пожелаешь, Голубая Роза, — вежливо ответилСпархок.

Сефрения вошла в чертог.