она. От этого я съеживаюсь еще сильнее. — Я хочу, чтобы ты мне сказала!

— Нам надо придумать, как быть с Джастином и вообще. Будет быстрее, если ты все прочитаешь…

— Говори!

Я прекрасно помню, что попросила у Мамы Джовы.

Я прошу тебя привязать мою двоюродную сестру Кейс Томас к дому наших предков, чтобы она не смогла покинуть его. Никогда не вышла за его порог. Сделай так, чтобы она не смогла общаться ни с кем и ни с чем вне дома.

От этих слов у меня язык покрылся густым противным налетом.

Моя двоюродная сестра, моя лучшая подруга, моя первая любовь, девушка, которая только и мечтает о жизни в большом мире и обо всем том, чего она может в нем достичь, которая не в состоянии просидеть в четырех стенах даже день, которая только что получила стажировку своей мечты, девушка, которую ждет блестящее будущее, о каком я и мечтать не смею, в один миг потеряет все.

Она будет прикована к дому, откуда мечтает уйти. Воспоминания о том, как мы, маленькие девочки с косичками, бегаем по коридорам, обернутся для нее удушающей болью, потому что убежать из этих коридоров она не сможет никогда. Наша кухня, где мы сидели с бабушкой, кухня, где мы болтали по душам, станет для нее западней, откуда она не сможет выбраться.

Все, что есть между нами с Кейс, окажется навеки погублено этим решением. И тем не менее я должна его принять.

Я отвечаю тоненьким, жалобным голоском:

— Я должна была отнять жизнь у моей первой любви.

— Убить Люка.

— Нет. Он моя первая романтическая любовь. А ты… ты вообще первая, кого я полюбила в жизни. Мне просто нужно было… выбрать одного из вас.

Глаза у Кейс сухие. Почему-то это даже хуже, чем если бы она заплакала, потому что я знаю, что не плачет она только потому, что не может. Она уже выплакала все слезы. Ничего не осталось.

— Вот какой выбор тебе надо было сделать? Вот над чем ты мучилась? И ты выбрала меня? Что это все значит?!

— Ты не сможешь покинуть дом. Не сможешь общаться ни с кем вне его. — Горло у меня перехватывает, слова звучат сипло.

— Я не могу выйти… не могу ни разговаривать, ни переписываться ни с кем вне дома?..

— Мне надо в «Ньюген», разбираться со всем этим. Извини. Мне просто… надо уйти. А когда вернусь, мы обо всем поговорим, честное слово.

Ноздри у Кейс раздуваются, дыхание становится хриплым, затрудненным. Кулаки сжимаются, зубы скрипят:

— Ты так захотела.

Вот уж чего я не ожидала от нее услышать!

— Я не хотела получить такое задание!

— Ты хотела, чтобы я всегда была здесь! Ты знала, что моя стажировка означает, что я уйду из дома и буду жить своей жизнью! Что больше не смогу круглые сутки общаться с тобой! — Эти слова полны ненависти, голос у нее дрожит. — Ты сделала это, чтобы я стала как ты! Застряла в этом доме на веки вечные безо всякого будущего!

Я обхватываю себя руками, горло жжет от сдерживаемых слез. Она неправа. Я боялась ее потерять, но я сама хотела ей такое будущее. Я никогда не погубила бы его, если бы у меня был хоть какой-то выбор.

— Я это сделала, чтобы спасти Иден! Ты сама сказала — стоит пожертвовать одной жизнью ради того, чтобы спасти ее. Ты сказала, что главное — это спасти ее, не пролив ничью кровь!

— Помолчи лучше, не попрекай меня моими же словами! — Кейс отворачивается, трясет головой, топает. — Ты выбрала жизнь того, у кого и так все сложилось лучше некуда, а не мою, и теперь его покровитель, его названый папочка захватил в заложники наших родных. Ты предпочла его мне! Своей двоюродной сестре! Своей лучшей подруге!

— Именно поэтому!

Она разворачивается лицом ко мне:

— Что?

— Если бы я лишила его спонсорской программы и он был бы вынужден вернуться на родину, уехать от Джастина, у него не осталось бы ничего. Он не ладит с родными. Даже с назваными, здешними, ни с кем, кроме Джастина.

— Ах, бедняжечка, чтоб его хакнуло, — шипит Кейс.

— Я тебя знаю! Ты оправишься от этого удара. Я лишила тебя будущего, которое у тебя было, но ты выстроишь новое. Ты всегда была такая. И тебе будет в этом помогать вся семья. Люка я не знаю. Точнее, знаю хуже, чем тебя. Он живет так, будто кроме «Ньюгена», спонсорской программы и Джастина у него нет ничего. Будто все остальное для него ничего не значит. Если он это потеряет, я не знаю, сможет ли он создать себе что-то новое, — в отличие от тебя. Я не могла так с ним поступить.

Даже рисунки — если его отправят в Мексику к родителям, которые хотели, чтобы он и дальше занимался рисованием, будет ли он по-прежнему любить это занятие? Или и его бросит? Я не знаю, к чему это приведет — ни сейчас, ни потом. Лишить Люка будущего — все равно что убить его.

Но я уверена, что моя потрясающая, гениальная двоюродная сестра выстроит себе новое будущее. Даже после такой трагедии.

— Я тебе этого никогда не прощу! — рычит Кейс.

Меня накрывает волна горя — такого же, как тогда, когда ушел папа, только помноженного на такое огромное число, что мне его даже не осознать. Но я очень хорошо понимаю Кейс.

Она всплескивает руками:

— Всю нашу семью похитили, а я даже не могу никуда пойти! Вынуждена сидеть здесь и ждать! — Кейс трясет головой и кричит от досады. Просто так, чтобы выпустить пар. Потом смотрит на меня. — Что ты собираешься с этим сделать? — Она показывает на приглашение Джастина.

— Пойду их освобожу.

Я знаю, я не матриарх, и шансов, что предки ко мне прислушаются, примерно ноль, но сейчас, когда я оставляю Кейс в доме, откуда ей никогда не выбраться, я прошу тетю Элейн дать мне сил противостоять Джастину так же, как когда-то она.

Я не собираюсь возвращаться домой, к Кейс, с пустыми руками.

Глава тридцать вторая

Когда я приезжаю в «Ньюген» и поднимаюсь на административный этаж, Люку волей-неволей приходится открыть мне дверь. Согласно указанному на ней расписанию, по субботам администрация работает, но сегодня — нет. Не глядя мне в глаза, Люк жестом приглашает меня войти и нажимает кнопку, чтобы снова запереть дверь. Он весь в черном — и с учетом обстоятельств это выглядит очень мрачно,