Французский посол предположил, что город и берега пролива должны остаться свободными территориями. Но представитель России требовал Константинополя — столицу греческой ортодоксальной церкви и, следовательно, естественной и исторической империи Востока. Француз настаивал, что, если город действительно будет уступлен, Франция должна получить Дарданеллы и их берега, ибо это классический путь крестоносцев в Сирию. Русские, однако, отвергали притязания Франции на свободный проход между Черным и Средиземным морями.

Возникший таким образом тупик заставил Наполеона отказаться от эфемерной мечты о франко-русском дуумвирате, разделе и управлении Османской империей. Чтобы уклониться от проблемы, французский император изменил курс, оправдывая отсрочку боязнью риска, что богатейшая из его добыч — Египет — может попасть в руки англичан. Взамен в 1808 году в Эрфурте он пересмотрел свой союз с Россией против Порты, признав в качестве quid pro quo за ее разрыв с Англией ее право на Валахию и Молдавию, которые ее армии временно оккупировали. На это французы ожидали реакции англичан.

Обеспокоенная этим подтверждением господства России над дунайскими княжествами Австрийская империя предприняла посреднические усилия, чтобы обеспечить в качестве противовеса франко-русскому союзу примирение Англии и Турции. Несмотря на угрозу со стороны Франции, оно было достигнуто в 1809 году, подписанием договора о Дарданеллах. В результате между Россией и Турцией снова вспыхнула война. Русские выступили против плохо организованных и значительно сократившихся турецких вооруженных сил. Они переправились через Дунай из Валахии, чтобы захватить крепости на его правом берегу, включая Силистрию, но встретили сопротивление армии великого визиря, стоявшего с войсками в укрепленном лагере в Шумле. Русские не смогли перейти через труднодоступный Балканский хребет и, только преодолев продолжавшееся сопротивление боснийской армии, взяли Рущук.

К 1811 году, когда союзу с Наполеоном пришел конец, русские ожидали его вторжения с Запада и перешли на Дунайском фронте к обороне. Теперь Россия нуждалась в мире с Портой, и летом 1812 года, всего за несколько недель до похода великой армии Наполеона на Москву, в Бухаресте был подписан мир. По этому договору пограничной рекой между Россией и Османской империей стал Прут. Царь вернул султану оставшуюся часть Молдавии и всю Валахию, но сохранил за собой Бессарабию с ее выходом к устью Дуная. Слишком поздно Наполеон, руководствуясь собственными интересами, попытался вновь заручиться дружбой турок, требуя, чтобы султан выступил против России на Дунайском фронте, обещая взамен гарантировать безопасность Молдавии и Валахии, а также возвращение Османской империи Крыма. Под нажимом Британии турки твердо решили сохранять мир с Россией, больше не доверяя Наполеону, тем более что им стали полностью известны все его прежние планы расчленения Османской империи.

Больше всего от Бухарестского договора пострадали сербы, которым Россия оказывала покровительство. Они действительно получили гарантию амнистии для мятежников и смутное обещание собственного внутреннего управления. Но все это, по сути, нейтрализовалось возвращением султану Белграда и других крепостей, в которых должны были стоять турецкие гарнизоны, а также сносом всех других крепостей, которые сами сербы успели за это время построить. В следующем году, после падения Наполеона, турки вновь превратили Сербию в вассальное государство.

Империя, которую Наполеон и Александр преждевременно поделили, пережила их обоих еще на целый век. Но во времена Махмуда Османская империя продолжала уменьшаться в размерах, сохраняя, несмотря на упадок, свои «внутренние органы», хотя и теряя раскинувшиеся далеко «конечности». Первой из ампутированных конечностей стала Греция. Греческое национальное движение датируется началом XIX века. С первых дней оно приняло неопределенную форму культурного возрождения. В этом проявился греческий ренессанс в классической традиции, питающийся идеями либеральных философов Французской революции и опирающийся на общее распространение знаний среди греков, как и среди просвещенных турок, начиная со времен Селима III. Оно приняло форму более совершенного образования, которое богатые греки смогли наладить при посредстве школ, возобновивших преподавание греческой истории, а также с помощью распространения книг, отпечатанных на греческом языке за границей.

Во всем этом присутствовали семена освобождения и возрождения национального духа греков. Свою роль играли и жившие на Западе эмигранты. Также внутри самой империи действовали греки-фанариоты, состоявшие на службе Порты, и богатые общины греческих купцов в Стамбуле, Салониках, Смирне и на различных островах Греческого архипелага. На некоторых из этих островов, особенно на Хиосе, где турки сохранили разумную систему управления действовавшей здесь ранее привилегированной Генуэзской компании, которой руководили местные чиновники и солдаты, по сути существовало самоуправление. То же самое можно сказать о трех «мореходных островах» — Гидра, Спеце и Псара, морских общинах, моряки которых имели свои доли в судах и грузах и которые были своего рода «питомниками» для будущего греческого флота.

Таким образом, в прибрежных частях страны имелось немало греков, которые поддерживали тесные и постоянные контакты с Западом.

Внутри материковой части Греции преобладали менее гибкие настроения. Османская администрация сохраняла жесткий контроль над населением, направляемый не на поддержание благосостояния и обеспечение безопасности, а на сбор налогов, нередко к выгоде коррумпированных пашей, эти налоги вводивших. Но прямое вымогательство турецких чиновников было в каком-то смысле меньшим из зол. Куда хуже был контроль греческих официальных классов — землевладельцев, принявших ислам ради сохранения своей собственности и власти, или чиновников из местной администрации, старейшин и старост, примасов и коджа-баши (старост) деревень и поселков. Их задачей, как агентов турецких чиновников, было обеспечение поступления налогов от соответствующих общин, и в качестве откупщиков они усвоили методы своих османских хозяев. Пользуясь привилегированным положением для поддержания законности и порядка и нередко злоупотребляя им, они часто были жестокими притеснителями своих христианских единоверцев.

По-своему угнетающим было и христианское духовенство, консервативное в своих воззрениях, которое, как часть общественной организации, пользовалось покровительством султана и обладало широкой властью над греческим населением. Отсюда преобладание — среди духовных лиц, землевладельцев и местных чиновников — шкурных интересов греков, которым было что терять, окажи они поддержку любому переходу от греческого культурного ренессанса к греческой политической революции с требованием независимости. Поэтому идея греческой нации, в отличие от греческой религии и языка, приобретала конкретные формы намного медленнее.

С течением времени этот процесс активизировался, стимулируя использование военной силы для достижения национальных целей, и его представителей среди греческого населения оказалось два. Первыми стали клефты, дикие, не признающие никаких законов банды, которые с давних пор скитались по горам, избегая подчинения туркам и живя за счет грабежей и насилия. Их традиционная профессия разбойников теперь воспринималась греками не как простая жажда наживы, а как почетное и законное средство борьбы против тирании турок. Тем самым они стали патриотическим центром борьбы за греческую национальную идею. Клефты действовали в отдельных горных районах материка — в Морее, Эпире и Румелии, помимо Крита и других островов, и возглавляли их влиятельные наследственные вожди, которым суждено было стать политическими лидерами предстоящей революции. Турки вооружили против них христианскую жандармерию, арматолов, которые на деле нередко принимали сторону клефтов.