Надя все-таки запрокинула голову и еще раз осмотрела вздымающуюся перед ней многометровую стену поваленных деревьев. Если встать в полный рост, то можно ухватиться за обгоревший сук, потом, держась за него, взобраться на нижний ствол, с которого, в свою очередь… Надя осеклась, увидев свисающую с обломанной ветки, прямо над ее головой, каплю росы. Она рванулась к ветке. Первая попытка оказалась неудачной – раненая нога отказывалась слушаться. Тогда Надя кое-как перевернулась на колени и, упираясь руками в стену, встала на здоровой ноге. Прозрачная капля оказалась в шаге от ее лица. До нее нужно было только дотянуться. Но когда Надя, сделав этот шаг (какого же труда ей это стоило!), схватилась за ветку, капля сорвалась вниз и разбилась о землю где-то возле ее ног. Надя готова была закричать от досады. И, наверное, закричала, если бы не сообразила, что ветка сырая на ощупь. Она принялась жадно обсасывать ее, слизывая влагу с разбухшей коры. Обглодав первую ветку, взялась за следующую. За несколько минут она облизала все ветви, до которых смогла дотянуться. Тогда настала очередь стволов – на них тоже выпала роса. Но больше всего влаги было в древесной коре. Надя обдирала руками куски коры, запихивала их в рот и жадно жевала, пока они не превращались в труху. Приходилось спешить, потому что солнце, то самое солнце, которому она так радовалась накануне и сегодня утром, уже тянуло к завалу свои горячие лучи, чтобы высушить сконденсировавшуюся за ночь влагу.

Собранная с мертвых деревьев роса немного утолила жажду, но не надолго. Уже через час Наде хотелось пить еще сильнее. А перед полуднем ее скрутил сильнейший приступ желудочных и кишечных колик. Безжалостное солнце нещадно палило с неба, а она каталась по земле, обхватив руками тугой, как барабан, живот, не в силах даже заползти в стремительно убывающую тень. Всякий раз, когда Надя закрывала глаза от боли, ей мерещился горный источник с водопадом кристально чистой воды. Однако стоило открыть глаза, чудесное видение тут же исчезало, уступив место мертвой пустыне с ненавистным вулканом посредине.

Когда стоящий у нее в ушах шум призрачного водопада сохранился в реальности, Надя поняла, что сходит с ума. Она попробовала зажать руками уши – не помогло. Шум только усилился. Он проникал в черепную коробку, разрывая ее изнутри. Надя замотала головой и, случайно взглянув в сторону, увидела промелькнувшую перед глазами широкую распластанную тень. Она ничуть не удивилась очередной галлюцинации, но все-таки посмотрела на небо. Там кружил вертолет. Надя провела ладонью по лицу, чтобы отогнать наваждение, но вертолет не исчез. Словно наткнувшись на невидимое препятствие, он завис в воздухе, а потом начал медленно снижаться. Вот колеса вертолета коснулись земли. В борту распахнулся люк, и оттуда выпрыгнул… Петр? Надя не поверила своим глазам. Даже приподнялась на локте, чтобы лучше рассмотреть появившегося из вертолета человека. Да, это был начальник Центра генерал Озеров, ее Петр! И он бежал к ней. Следом за Петром бежали незнакомый офицер и какой-то мужчина в белом халате, наверное, врач. Он все время пытался придержать Петра за руку. Петр недовольно отмахивался. Офицер держался рядом и, похоже, никак не мог выбрать, чью сторону ему принять. Это было так забавно, что Надя улыбнулась.

Петр остановился в двух шагах, бегло взглянул на нее и сказал, словно констатировал:

– Ты жива. Слава богу.

Только в этот момент, услышав его, Надя окончательно поняла, что все-таки выжила. Ей захотелось сказать Петру в ответ что-нибудь приятное, но все слова застряли в пересохшем горле, и она только слабо улыбнулась.

Потом Петра оттеснил мужчина в халате, под которым у него оказалась армейская рубашка и форменный галстук. Присев на корточки, он проверил у Нади пульс, оттянул ей веки и заглянул в глаза, к счастью, не стал щупать раненую ногу, только взглянул на нее, поджал губы и сказал:

– Нужна госпитализация. Быстро носилки!

Надя замотала головой: зачем носилки, если у нее всего лишь ранена нога? Но молчавший все это время офицер уже сорвался с места и бросился к вертолету. Обратно он вернулся с матерчатыми походными носилками. Втроем мужчины переложили ее на носилки и так, на носилках, погрузили в вертолет. Там нашлась и вода, и даже капельница, которую врач тут же воткнул ей в вену. Он так и продолжал хлопотать вокруг нее, но Надя этого не видела. Она смотрела только на Петра, а тот упорно отводил глаза.

После нескольких глотков солоноватой из-за добавления физраствора воды горло немного прочистилось, и Надя решилась заговорить.

– Как ты меня нашел? – обратилась она к Петру и не узнала собственного голоса. Настолько он оказался глухим и скрипящим, словно два куска ржавого железа скребли один о другой.

Но Петр услышал ее неразборчивый лепет. Услышал и обернулся.

Генерал Озеров нежно взглянул на лежащую перед ним на носилках женщину. Ему нужно было многое рассказать ей. Например, о том, что накануне она едва не погибла при взрыве запущенной в центр аномалии ядерной ракеты, которую удалось уничтожить лишь на последних секундах полета. О своем сердечном приступе, в результате которого ей пришлось целую ночь провести в тайге, так как он все это время провалялся без сознания на больничной койке в читинском госпитале. О том, что утром, когда стало окончательно ясно, что распространение аномалии прекратилось и оттуда исчезли все хищные твари, в Иркутск прилетел премьер в сопровождении почти всего кабинета министров, и руководство антикризисным штабом автоматически перешло к нему. О том, как пришлось сбежать из госпиталя, поскольку врачи наотрез отказывались его отпускать. О том, какого труда стоило найти свободный вертолет, чтобы отправиться к центру аномалии, так как вся авиационная техника, гражданская и военная, была брошена на поиски проживавших в зоне людей, которых не удалось эвакуировать, и о том, как его выручил командир Иркутского авиаотряда. О мастерстве пилота, кружившего над долиной на предельно малой высоте, и о том, что именно пилот первым заметил ее неподвижное тело. О том, как все, кто находился на борту, испугались, решив, что она мертва, и о том, какую радость он испытал, когда она пошевелилась.

Все это нужно было рассказать, и Озеров знал, что обязательно расскажет, но позже, когда они с Надеждой останутся наедине. Сейчас же было важно совсем другое. Он наклонился к лицу женщины и произнес только одну фразу:

– Я люблю тебя.

И она улыбнулась.

Набрав высоту, вертолет взял курс на юг. Внизу остались гора вздыбленной растрескавшейся земли с потухшим кратером посредине и испещренная трещинами пустыня, окруженная многометровой стеной поваленных деревьев. Расплывшейся кляксой промелькнула широкая заболоченная низина, заполненная темной гнилой водой. Потом потянулись голые, без единого зеленого кустика или травинки, долины и сопки, покрытые частоколом высохшего леса. Кое-где над землей еще висели рваные полосы тумана, но они уже не напоминали непроглядную завесу, разве что полупрозрачную дымку, курящуюся на месте потухшего пожара. Дымящееся пожарище тянулось еще многие километры, но в поймах рек, на берегах многочисленных ручьев и речушек стали попадаться отдельные островки зелени, сигнальными огнями вспыхивающие посреди мертвой пустыни. Жизнь постепенно возвращалась в тайгу…