И вновь мы видим пропасть между намерениями и последствиями деяний инквизиции. При подобных представлениях о сексуальном конформизме инквизиция заявляла о желании создать морально чистое общество.

Но, увы, как мы видели на примере беат и алюмбрадос, в обществе, моральным стражем которого она была, инквизиция способствовала лишь сексуальным неврозам. Это привело к результатам, которые оказались чем угодно, только не чистотой. Забота о морали носила чисто внешний характер, никто не беспокоился о том, какие внутренние эмоции это вызывало у людей. Изощренные хлопоты о деталях процессов сделали следователей слепыми к эмоциональному и нравственному значению этого вопроса.

Уровень репрессий, направленных на обычную сексуальную активность, можно иногда понять по отдельным деталям. Рассмотрим пример француза Шарля Делона в Гоа в конце XVII века. Делон прибыл туда на борту корабля, который постоянно доставлял в порт мужчин, ищущих секса и небольшого отдыха. Португальцы велели закрывать распятие над своей постелью, если мужчина приведет к себе женщину, чтобы переспать с ней[1288]. Естественные импульсы превратились в табу. Органом, которому была поручена охрана этого кодекса, была инквизиция. В такой среде вспышки массового безумия, подобные тем, что наблюдались в связи с беатами, становились почти неизбежными. Такие нервозные акты сексуального удовлетворения оказались важным механизмом защиты и одним из способов изгнания бесов, мучающих людей изнутри.

Мексика, 1691–1717 гг.

К 1717 г. наконец-то закончились вооруженные столкновения, бушевавшие в Европе из-за испанского наследства. Филипп V Бурбон был признан королем, хотя и не без доли горечи даже в самой Испании. Там народ опасался последствий для общества правления французской династии. Разве не Франция была воротами в Северную Европу, источником всевозможных ересей?

В XVIII веке французы будут приветствовать свободомыслие, Франция станет одной из экономически сильных держав в атлантическом мире, противником замкнутого интеллектуального и культурного мира Иберии. Разве это не стало настоящим началом конца для невротического общества?

Окончание Войны за испанское наследство должно было принести определенную долю мира в колонии. Каперы, такие, как Уильям Демпир или Александр Селькирк (прототип «Робинзона Крузо» Дефо) не могли более атаковать испанские провинции как вражескую территорию[1289]. Крупные поселения, например Мехико с его аристократами, богатством, добытом в рудниках, выбеленными стенами домов, оказались в безопасности. Но, несмотря на подавление внешних опасностей, с внутренними бесами, которые терзали страны иберийского мира, справиться оказалось не так-то легко.

В 1717 г. в женском монастыре Марии в городе Мехико странные желания начали преследовать сестру Маргариту де Сан-Хосе. Сестра Маргарита обнаружила, что ее одолевает искушение совершить разнообразные святотатствующие действия. Она хотела выбросить четки, мечтала разбить распятия. Внезапно ее охватило желание вытащить облатку изо рта, проткнуть ее палочкой посередине и зажарить в масле. Одержимая яростью и гневом, монахиня выбегала во время литургии при произнесении символа веры. Иногда она даже выходила из себя, когда священники совершали богослужение, оскорбляла их бранными словами[1290].

Сестре Маргарите и тем, кто передал ее дело в инквизицию, было ясно: она одержима дьяволом. Действительно, монахиня призналась в этом. Дьявол постоянно искушал ее оскорбить Господа, заставил подписать рабский договор с ним. Она сделала это, находясь в состоянии экстаза. Маргарита своей собственной рукой подписала договор как «раба Сатаны».

После этого она обнаружила, что всякий раз, когда пытается предаться религиозному созерцанию божественных таинств и деяний Иисуса Христа, она не может думать. А когда ей посоветовали чаще бывать в окружении монахинь безупречной святости, Маргарита разразилась маниакальными взрывами хохота.

Как признал историк Фернандо Сервантес, это был ясный пример человека, страдающего невротической иллюзией. Яростную бессознательную ненависть к своей религии, накопившуюся у нее в груди, она приписывала дьяволу. А тот разрешал ей все. Как заметил сам Фрейд, «неврозы в ранние эпохи появлялись в парадных мундирах демонов»[1291].

Легко представить, что вызывало у сестры Маргариты такое состояние. Возможно, насильно отданная родителями в женский монастырь, вынужденная подавлять свои желания, она оказалась окруженной символами и учениями, сообщающими, что ее мысли греховны. Но все-таки монахиня была не в состоянии сопротивляться ощущению, что они утверждают истину, справедливость которой не уступает идеологии, принуждавшей ее совершать ритуальный цикл молитв и постов.

Какой несчастной была эта бедная женщина! Как счастлива она была поддаться наущениям дьявола, что позволило ее чувствам найти хотя бы какую-то форму выражения!

Это объяснение — не просто чистая гипотеза. В иберийских обществах того времени девочек, которых родители предназначали в монастыри, одевали в одеяния монахинь с раннего возраста[1292]. Тех, кто оставался без внимания мужчины, спрашивали, не планируют ли они вскоре поступить в монастырь, чтобы предаться религиозному созерцанию[1293]. При таких обстоятельствах нет ничего удивительного в том, что подавление эмоций часто приводило к неврозам.

Тот метод, в результате которого чрезмерная религиозная ортодоксальность (подобная насаждаемой инквизицией в иберийских обществах) приводила непосредственно к неврозам, уже был продемонстрирован в городе, расположенном севернее Мехико. В 1691 г. инквизиция занялась делом бесноватых в Керетаро. Их открыла группа суровых миссионеров-францисканцев после того, как монахи начали проповедовать в городе в необычной форме[1294].

Францисканцы из движения верных прибыли в Керетаро в 1683 г., где ввели строгий обряд молитвы и религиозного созерцания, включающий массовое лишение сна. Как только в половину третьего ночи заканчивалось время хора, они занимались тем, что ходили по городу с крестами, веревками и терновыми венцами. Монахи заставляли своих последователей бить себя по лицу, связывали их веревками и топтали ногами. Вскоре их проповеди привели к «всеобщему изменению обычаев»: прекратились все игры, праздники и вечеринки, а также танцы и комедийные представления. Некоторые женщины отказались от своих нарядов ради грубой францисканской одежды, стали молча покидать свои семейные дома и посещать службы, продолжавшиеся в течение трех долгих часов, где они почти все время плакали — как полагают, не от счастья.