что её излюбленный предмет уже не подлежит использованию, продолжающееся общение на высоких тонах между Даниэлем и Армандо не позволяют этого. Последний выражает, что они желают только лучшего ему, но измученный гонит всех, крича, чтобы никто не заходил больше к нему в комнату и говорил ему только правду. Всё это подавляет меня настолько, что я, сославшись на головную боль, ухожу к себе, чтобы выплакаться вволю. Моё присутствие равным счётом, как и отсутствие, не меняет обстановку.

Глава 43

Милана

Захваченная новой жизнью, я едва ли держусь на ногах.

Я не могу дать себе ясного отчёта, что происходит со мной… Я ушла от него не навсегда, но… кто бы знал, как мне будет тяжело.

Образ любимого владел мною в мятежной бессоннице. А тот взгляд, каким он смотрел на меня, умоляя остаться с ним, стоит перед потухшим взором.

Погружаемая в обременительное чувство, я будто тону, тону с каждой секундой всё глубже.

Непобедимая безнадежность — одно из острых страданий.

Исполненная воспоминаниями о нём, охваченная его воображаемым присутствием, я не знаю, как отделаться от этого образа, доказывая самой себе, что всё происходящее временно.

Как выплыть на поверхность? Как перестать метаться в необъятной громаде волн?

— Да, — бессознательно отвечаю я на звонок, лицезря, как золотые нити солнца поблескивают на стенах.

Из тянущегося бесконечного груза жизни меня вырывает бранный писклявый голос:

— Ну что, своенравная блудница! Признавайся, между вами была любовная связь?

Мозг пронзает мысль, заставившая содрогнуться. Белла Гонсалес. Чего ей от меня нужно? Сердце подбрасывает ответ: «Джексон ей нужен».

— Своего стало мало, приковала к себе чужого? Мегера! Разыгрывала невинность, а сама спала с ним! И называла меня своей подругой, хотела часто видеться со мной, чтобы бывать в высшем обществе! А сама была с моим женихом, совратила его… Ты сидела в моём доме, по-хамски себя вела, внедрилась к нам через своего наглого парня, чтобы мы тебе поверили! Ненавижу тебя, сучка! Ты так безвкусно одеваешься, ходить ты вообще не умеешь по подиуму, а друзья у тебя противные и завистливые! Особенно Ритчелл, хвастающая своими родителями! Тайлер всегда был моим телохранителем, Джексон и нанял его, чтобы оберегали меня, а ты и того к себе заманила, чтобы он тебя развозил! Ты ещё мне лично оплатишь все поездки с ним! Папа накажет тебя за это! Настала твоя очередь помучиться!

Словами она будто раздирает моё лицо когтями.

— Всё было совсем не так, — насупившись, в оцепенении выражаюсь я, ногтями почесывая внутреннюю сторону ладони.

— Только попробуй на шаг к нему подойти, милочка! У нас скоро свадьба, тебя в списке приглашённых нет! Девятого сентября! Он мой! Я не отдам его тебе ни за что! Увижу с ним — удушу! — Она отчеканивает каждое слово, без остановки, чтобы я ничего не смогла и вякнуть, и сбрасывает звонок.

Пораженная ударом слов, я, чувствуя себя затравленной, опускаюсь головой на подушку и заливаюсь слезами. С первой секунды я догадывалась, что она за человек, предпочитающий тёмную жизнь. Её двойственный характер, лукавость, двуличность образуют странные свойства сердца. Реакцию, проявленную ею в момент, когда она узнала правду о нас с Джексоном, еще можно было предположить, но разбрасываться такими словами, часть из которых, смешная выдумка, недопустимо. И откуда она это берет?

Душу губит ненависть и зависть. Две змеи переплетают её.

Конституцию людей познаешь при первой ссоре. Тогда они оголяют свой мир, оттого как черным по белому, будет отражено их истинное отношение.

Вседоволенность превратила ее в испорченную особу, которая прикрывается за спиной отца. Она позволяет себе все, в том числе и производить лицемерные оценки окружающих для выгоды и власти над другими. Ей, лишенной моральных принципов, кажется, нестрашны никакие штрафы, ограничения, запреты и время. Джексон рассказывал, что уверенная в своей полной безнаказанности могла заявиться в любой салон или кафе, или больницу без записи и вместо приветствий называла, кто она и как зовут ее отца и все двери для нее становились открытыми. В своем стремлении доказать, что она выше и краше всех, Белла оставляет большие чаевые, скупает одежду из известных бутиков, кичится своими роскошными драгоценностями, определяющими бесконечный состав кошелька её отца, потакающего всем ее прихотям. Прожигательница жизни никогда не задумывается о последствиях, так как у ее отца хватает денег для решений непредвиденных ситуаций.

«У нас скоро свадьба, тебя в списке приглашённых нет! Девятого сентября!» Она соврала или?.. Джексон бы так не поступил со мной, женившись на ней. Или я чего-то не знаю?

«За что мне это всё?» — обращаюсь негромко вслух, обхватив подушку руками по обе стороны.

За дверью слышится шорох.

— К тебе можно? — через несколько секунд доносится от Даниэля.

Второпях утерев слезы, я следом говорю, завязывая параллельно запутанные волосы в тугой хвост на затылке:

— Да.

Он заезжает, останавливается рядом, у кровати, где сижу я, и направляет свой взгляд на меня.

Глуховатым голосом он произносит:

— Каюсь, что поступил нехорошо. Прости за эту выходку за столом.

Я смахиваю пальцем одинокую слезу, катившуюся по моей щеке.

— Я понимаю, тебе нелегко сейчас, как и всем нам, — тихо отвечаю я, всё ещё переваривая разговор с Беллой. «Настала твоя очередь помучиться». В этом она не прогадала.

— Ты с кем-то разговаривала?

Грустно даю ответ:

— Да, но это неважно. — О Белле я не хочу говорить с ним.

— Почему ты ночуешь здесь, а не со мной, как чужая для меня? — Я пожимаю плечами, не подобрав ответа. Я боюсь одним словом сказать невпопад, остерегаясь, что оно может неприятно подействовать на него. — Перемещайся в мою комнату, места там много.

Усталым движением он касается моей ладони.

Его сердце протягивает мне руки, но моё не отзывается на эти ласки.

— Я подумаю, — выдавливаю я из себя. По его выражению лица нетрудно понять, что он обо всем этом думает.

— Ты сама не своя. Тебя мучает что-то ещё? — Он поглаживает мою руку.

— Нет.

— С мамой так и не удалось примириться?

Мысль о маме тянет за собой и мысль об отце.

— Нет.

— Ты немногословна. Это всё из-за меня? Но я же не заставляю тебя быть здесь, ты не хочешь этого, я знаю. И с мамой по этой причине вы разругались сильнее?

Он разворачивает коляску, уезжая обратно.

Во мне нет желания принадлежать ему, но и уклоняться от него я пока не могу.

— Останься, — поднимаю голову, нежно сообщая.

Надрывно усадив меня на колени, он водит губами по моей коже на шее, щекам