мужчины, остро ощущающего свою неосведомленность, и, выжидающе смолкнув, смотрю, как она водит бровями, словно прикрывая неуловимый намек. — Ты имеешь отношение к этому? — зычным голосом вырывается из меня.

Она подносит руку ко рту; ее грудь тяжело вздымается.

— Тот, кто ищет тебя, твой… — Я помогаю ей, сам страшась ее ответа.

С немым вопросом я взираю на нее так, как будто вымаливаю сознаться.

Она долго оставляет без ответа мои выражения, но всё же от нее хрипло раздается:

— Эт…о Мей…сон.

Кто? Мейсон? Я отказываюсь в это верить.

Она сминает клочок и, отстраненно, глядя в никуда, произносит, будто считывает с кислотой:

— Мейсон влюбился в мой образ на маскараде… Он не узнал меня под маской. И теперь преследует, делает всё, чтобы отыскать свою Мэрилин Монро.

Сложив руки за спину, покачивая головой, впритык смотря на нее, я вижу, что на этот раз из неё звучит правда. Черт. А я ж подумал… Черт. Но это не меняет того, что он все-таки в нее влюблен. Я почти все время тогда был с ней, а случись это… Кругом полутьма недосказанности, хитрости, лжи. Любовь гниёт от беспросветных тайн.

Предчувствуя мой следующий вопрос, она сама прибавляет с обиженной интонацией:

— Я не решилась ни ему, ни тебе признаться в этом. Я боялась тебя огорчить. Но не нужно меня учить, не нужно высказывать, почему и зачем я это делала. Ты тоже мне не сказал, что намерен был жениться на Белле? — Я упустил момента, когда разговор перешел в мою сторону, но… что? — Девятого сентября. Так? — Она сбивает меня с толку, оттого моя побагровевшая физиономия начинает пылать. — В день рождения Ритчелл. До этого я лишь была осведомлена о помолвке, про которую она все уши прожужжала. А ведь в гримерной комнате тогда, вспомни, она бросала слова о твоих обещаниях ей, твоих чувствах… — Какой бред. И она поверила в то, что Белла в тот момент провизжала, когда ворвалась в комнату? — Ты мне навешивал объяснения, что вроде как расстался с ней, но… всё говорит об обратном! И столько время ты был со мной, зачем? Зачем, Джексон? Мы же обещали доверять друг другу, и что вышло с этого? Ни я, ни ты не были откровенными до конца…

— Тебя Питер известил? — небрежно кидаю я.

Я смертельно боялся, что об этом кто-то узнает и узнала Милана. Я просил брата держать всё в строгой тайне. Но он дважды меня предал.

Она поднимает на меня взгляд, смотря черными бисеринками глаз.

— Так он знал?

Так это не Питер?

Кто оповестил её об этом? Белла, Брендон?.. «Пора забирать её в охапку».

— Он… — Смысл ее обманывать? — Да. Но я не собирался ни на ком жениться. Уж точно не на ней, той, что постоянно дает обильную пищу слухам. — На этом я захлопываю рот, не уносясь к мыслям о той, что так тошнотворна мне.

Проходит минута молчания, пронизанная тяжелым дыханием каждого.

Вооружившись нежностью, откинув всю ярость, сопровождаемый мыслью о том, что если я проявлю к ней любовь, зацепившись за эту веточку, она поймет меня и уйдет из этого скверного места, в котором все двадцать минут, что я нахожусь здесь, противно пахнет валерьянкой, упрашиваю её:

— Давай сбежим. Вместе. Куда захочешь. Тайлер подготовил самолет, мы можем в любую минуту улететь и делать только то, что мы хотим. — Я прибегаю к унизительным мольбам, а как иначе? Она же заменяет мне всё и всех. — А мы с самого детства желали одного: быть вместе. — Она безмолвствует, но пытливым женским взглядом вводит по мне, будто хочет разоблачить мои планы. Но план один: уговорить ее уйти отсюда. — Собирайся! — проявляю я настырность, ибо раздражаюсь неизвестностью, вставшей между нами. — Смени одежду, и мы пойдем!

— Нет! — наконец заявляет она. — Во всяком случае — не сейчас. Я говорила тебе в час нашего расставания.

На сердце тяжелая ноша от невысказанных признаний. Я противоречу самому себе, когда выражаю излишнюю нежность.

— Да почему нет? Что, что за препятствие не позволяет тебе этого сделать? А как же наше «счастье в мгновении»? — ору я, уже совсем не владея собой. Виня во всем того, кого она прикрывает, деру уши словами: — Да что ты печешься о нем? Зачем он тебе, Милана? Сжалься надо мной… Прояви хоть маленькое снисхождение! Ты наносишь самое тяжкое мне, своему любимому Джексону. Отказавшись от счастья, ты подвергнешь душу бедствиям! — гнев мой непрерывно наполняется в этом изодранном тяжелыми словами воздухе. — Я не смогу жить без тебя…

— Не нужно драм, Джексон! — рокочет голос совершенно не моей любимой. Будто кто-то, поселившись внутри неё, — или она под таковым прикрытием скрывает истину? — пригрозив ей, насилу пытается заставить говорить несвойственное ей. — От проявлений твоей нарочитой ранимости свое решение я не пересмотрю, — урезонивает девушка и конечной фразой вызывает во мне сильное впечатление: — Всё изменилось бесповоротно.

Нарочитой? Отсюда следует, что она забыла о моем детстве, забыла, через что я прошел… С каждой минутой, что я нахожусь здесь, я все меньше и меньше вижу в ней настоящую Милану Фьючерс, ту, которую я знал всю жизнь и ту, которую страстно полюбил. Наперекор проявлявшемуся в ней непослушанию — что же с ней случилось? — я возобновляю свои просьбы, но она снова их опровергает мыслями, что я должен смириться с ее выбором. Дурно последовал я советам рассудка потому, что нежный тон не возымел желаемого действия.

Какого качество её сердце, принявшее такую сторону жизни?

— Прекрати ради Бога! — сумасбродно шумлю я; кто бы мог подумать, что такие невзгоды обрушатся именно на меня. — Какое решение? Очевидно, что оно не было принято тобой! За ним стоит этот испанец, что присох к тебе! — с непреклонной убежденностью всплескиваю я.

Сломить её упрямство тяжело, но еще не значит, что невозможно. Этот прелестный ротик должен заговорит со мной иначе.

— Совершенно ни к чему на меня кричать! И что за чрезмерная требовательность? Я сказала, я никуда не поеду с тобой! Нужно время, пойми же ты… Прекращаем этот разговор и даём свободу друг другу. — Она подбирает самые убийственные слова, чтобы я ушел, но мне-то видно как все ее тело объемлемо каким-то страхом.

— Ты злоупотребляешь моим терпением! Не делай этих глупостей! Не противься! Какой свободы? Я не буду ждать тебя! НЕ БУДУ! — с невольной горячностью распаляюсь я. — Вот скажи, что с того, что ты останешься? Что ты здесь забыла? Будь благоразумной! Твое место рядом со мной! Ясно?! — кричу я и в скоростном режиме, не моргнув глазом, перекидываю