Августа Тараканова тихо и мирно жила под этой фамилией в Италии – в роскоши и довольстве. Ее историю узнали польские аристократы, ненавидевшие Екатерину, уничтожавшую Польшу. Мечта посадить на русский престол нового Лжедмитрия ожила. Но тихая, смиренная Августа на роль наследницы престола, готовой встать во главе войска, не годилась. Они нашли красавицу-авантюристку, пожелавшую возглавить новую Смуту, мечтавшую стать Императрицей, как когда-то мечтала Марина Мнишек…

Во время свидания с Екатериной авантюристка, видимо, выдала Августу. Потому изменился режим ее заключения и прекратилось следствие… Выдала в обмен на свободу арестованной свиты. И, главное, любовника – поляка Доманского. Ей самой свобода была уже не нужна – она умирала от чахотки…

Далее началась история подлинной дочери Императрицы Елизаветы. Как похитить опасную Августу и привезти ее в Россию – этому в галантном веке учить было не надо. И пришлось единственной дочери Елизаветы повторить участь несчастного Иоанна Антоновича, заточенного ее матушкой. Одного держали в крепости до смерти, другую до смерти держали в монастыре.

В революцию могилы Романовых в Новоспасском монастыре были осквернены, вскрыты гробницы, выброшен прах. Но ее могила сохранилась в неприкосновенности, ее большевики почему-то не тронули.

Приехав в Россию, Екатерина застала разврат на троне, который можно было назвать обычным для всех европейских тронов в галантном XVIII веке (кроме австрийского, где на престоле сидела целомудренная Мария Терезия, ее при всех дворах Европы дружно честили «ханжой»). После смерти великого Петра русский престол занимали дамы, у которых были знаменитые любовники, как были знаменитые любовницы у французских Людовиков.

В России, как и в Европе, фавориты становились властью. Фаворит русской Императрицы Бирон диктовал политику России, как и фаворитка Людовика Пятнадцатого маркиза де Помпадур – Франции. «Хуже нет, когда кол и дырка решают судьбу Европы», – сердился негалантный Фридрих Великий.

Екатерине было сорок пять, ему – тридцать четыре, когда начался этот Роман Века. Первобытная энергия и сексуальность гиганта буквально притягивали к нему женщин. С юности его раздирали самые неожиданные желания и страсти. Он прекрасно учился в университете, но ушел, мечтал жить в монастыре, чтобы в двадцать три года оказаться… в конной гвардии! Он был среди активных участников переворота. Екатерина его сразу отметила – интуиция правителя или женщины? Напомним: тотчас после переворота она написала Понятовскому: «В конной гвардии один офицер, по имени Хитрово, 22 лет, и один унтер-офицер 17-ти [ему было двадцать три. – Э. Р.], по имени Потемкин, всем руководили со сметливостью, мужеством и расторопностью». Поэтому он оказался среди «самых верных», которых она отправила в Ропшу охранять (точнее – убивать) несчастного Петра Третьего. Был ли Потемкин в тот день среди убийц? Неизвестно. Хотя вряд ли, душить беззащитного – это не его. В дальнейшем он стал появляться при дворе, и Екатерине очень нравилось, как, не страшась всемогущих братьев Орловых, он открыто за ней ухаживал. Видимо, тогда же Потемкин написал песню «Коль скоро я тебя увидел, я мыслю о тебе одной». Красавец Григорий Орлов относился к этим ухаживаниям другого Григория насмешливо…

У Григория Потемкина удивительное лицо – он был сразу красив и уродлив. Нос с горбинкой, матовая кожа и мужественная фигура гиганта. Потеря глаза – результат неверного лечения – наградила его прозвищем «Циклоп» и черной муаровой повязкой. И подкосила его. Лишившись глаза, Циклоп впал в депрессию; пропала пьянящая уверенность в себе, он покинул двор, исчез… Графиня Брюс, тогдашняя наперсница Екатерины в любовных похождениях, давно почувствовала интерес Императрицы к Потемкину. Она вовремя сообщила ей о несчастье Циклопа. Екатерина велела передать Потемкину: она очень сожалеет, что «человек толь редких достоинств пропадает для света, для отечества и для тех, которые… искренне к нему расположены».

Когда новый фаворит Васильчиков оказался «досадной ошибкой», она позвала в Петербург «человека толь редких достоинств», о котором, как видно и не забывала.

В это время Потемкин сражался в действующей армии на войне с турками. Он стал армейским генералом, отличился в знаменитых победных битвах при Ларге и Кагуле, был бесстрашен в рукопашных схватках и кавалерийских атаках.

Осенью 1770 года он побывал в Петербурге, участвовал в празднике георгиевских кавалеров и был «отменно принят при дворе». Это стало прелюдией. Он вернулся в армию, но 4 декабря 1773 года получил августейшее шутливое письмо. Его просили, зная его отвагу и храбрость, помнить, что Государыня желает «ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить» и просит «по-пустому не даваться в опасности». «Вы, читав сие письмо… сделаете вопрос, к чему оно написано?.. К тому чтоб вы имели подтверждение моего образа мысли об Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна».

Это было объяснением в любви – Государыни всея Руси к армейскому генералу. После чего она позвала его в Петербург.

Уже в феврале 1774 года он был в Царском Селе. И состоялось небывалое…

Императрица тотчас назначила ему свидание, но армейский генерал не явился. Генерал написал Императрице, что слухи о ее пятнадцати прошлых любовниках его слишком мучают. Ибо для него любовь к ней – главное в его жизни. Он потребовал от Императрицы чистосердечной Исповеди.

И писучая Императрица всея Руси по требованию армейского генерала… тотчас взялась за перо – к радости будущих исследователей! Двадцать первого февраля он получил письмо с текстом, озаглавленным «Чистосердечная исповедь».

В этой Исповеди она написала, на наш взгляд, фразу, которая многое объясняет в ее жизни: «Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви».

Екатерина добросовестно перечислила генералу поиски сердца – от первого любовника, который появился «не от распутства, к которому никакой склонности не имею, и если б я в участь получила с молодости мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась». Это был князь Салтыков, «прекрасный, как день», у которого «глаза – отменной красоты». И прибавила грустно-насмешливо: «…хотя так близорук, что далее носа не видит». Елизавета удалила Салтыкова – отправила с дипломатической миссией в Гамбург. И тогда в опустевшем сердце появился поляк Понятовский, которого несносная Елизавета также вскоре убрала из Петербурга. И только тогда ее сердце покорил Григорий Орлов. И опять она мечтала о вечной любви – пристанище сердца: и этот «сей бы век остался, если б сам не скучал» (скука – это его любовницы). «Я сие узнала в самый день его отъезда… и просто сделала заключение, что о том узнав, уже доверки иметь не могу…»

На самом деле Григорий Орлов с самого начала вел себя с ней не как жалкая содержанка, а так, как должен вести себя с бабой достойный гвардеец – то есть спал с нею, не забывал и о других дамах, пил, кутил и так далее. Но она принимала все это, любя его, старалась не замечать похождений… пока он не стал ей вреден. И тогда, как мы помним, государственница Екатерина закончила отношения – сбросила балласт! Далее, как она пишет, сделала «из дешперации [от отчаяния. – Э. Р.] выбор кое-какой». Так появился «кое-какой» Васильчиков, который, тем не менее, был с ней целых полтора года! Все это время она «более грустила, нежели сказать могу… и всякое [его – Э. Р.] приласканье во мне слезы возбуждало, так что я думаю, что от рождения своего я столько не плакала, как сии полтора года».