такое существо было бы в состоянии развязать двухмерный узел гораздо более легким способом. Тогда ему достаточно было бы лишь перевернуть одну часть шнурка, причем эта последняя только вышла бы из данной плоскости и затем снова легла бы в нее. В этом случае шнурок последовательно принял бы положение, изображенное на рисунке 2. С помощью тех же приемов, исполненных в обратном порядке, такое существо было бы также в состоянии завязать двухмерный узел, не прибегая при этом к тому длинному процессу, который необходим, когда все части шнурка должны оставаться в одной и той же плоскости.

Если применить теперь аналогичное рассуждение к узлу в трехмерном пространстве, то легко видеть, что подобный узел не может быть завязан или вновь развязан без приемов, при которых части шнурка описывают двойной изгиб, как изображено на рисунке 3. Мы, трехмерные существа, можем завязать или развязать такой узел, лишь поворачивая один конец шнурка на 360° в плоскости, не совпадающей с другой плоскостью, в которой лежит двухмерная часть узла. Если же между нами встречались бы существа, которые были бы в состоянии выполнять четырехмерные движения с материальными вещами, то существа эти могли бы также гораздо легче завязывать и развязывать узел подобно тому, как это было сказано о двухмерном узле».

Для читателя, не привыкшего к геометрическим соображениям, вероятно, несколько затруднительно следить за ходом мыслей Цёльнера. Но один чрезвычайно простой опыт сделает каждому понятными по крайней мере его выводы. Возьмем кусочек бечевки длиной с локоть, завяжем на нем самый обыкновенный, простой узел, как он изображен на рисунке. Легко видеть, что узел этот нельзя развязать, не продев одного конца бечевки сквозь петлю.

Свяжем же теперь вместе оба ее свободных конца и для большей уверенности припечатаем еще это связанное место, тогда ни один человек не будет в состоянии развязать узла, сделанного на шнурке. Теперь у нас получился бесконечный шнурок с узлом на нем. Но раньше мы убедились, что узел можно развязать лишь в том случае, если продеть один конец шнурка сквозь петлю, а так как шнурок не имеет теперь концов, то узел этот, само собой разумеется, невозможно развязать, по крайней мере для нас, людей. Точно так же мы не будем в состоянии и завязать на шнурке новый узел. Но для цёльнеровских четырехмерных существ ничего не стоит развязать этот узел или завязать новый, ни в одном месте не повреждая шнурка. Как это может случиться, мы, люди, правда, не можем понять, именно потому, что мы только трехмерные существа, для того же, кто в состоянии проследить ход мыслей Цёльнера, будет ясно, что это должно быть возможным. И это не только возможно, но и действительно было сделано. Пусть опять говорит сам Цёльнер:

«Опыт этот – завязывание узла на бесконечном шнурке – удался в течение немногих минут в Лейпциге 17 декабря 1877 г., в 11 ч. утра, в присутствии американца Генри Слейда. На прилагаемом рисунке представлен шнурок с четырьмя узлами и вместе положение моих рук, которых касались рука Слейда и левая рука другого лица. Между тем как печать все время лежала на виду на столе, шнурок, на котором тогда еще не было узлов, был крепко прижат моими большими пальцами к доске стола; остальная часть шнурка свешивалась ко мне на колени. Я пожелал, чтобы был завязан лишь один узел; тем не менее в течение немногих минут были сделаны четыре узла, которые точно воспроизведены на рисунке.

Пеньковый шнурок имел в толщину около миллиметра, он был крепок и нов; я сам купил его. Вся длина шнурка, прежде чем на нем были завязаны узлы, равнялась 148 сантиметрам, так что длина двойного шнурка, получившегося от соединения концов, составляла около 74 сантиметров.

Концы были связаны обыкновенным узлом; концы эти, находившиеся (после их соединения) от узла на расстоянии около полутора сантиметров, были положены на кусок бумаги и запечатаны обыкновенным сургучом таким образом, что узел был виден у самого края печати. Бумага вокруг печати была обрезана, как это показано на рисунке.

Этим способом я лично запечатал два таких шнурка своей собственной печатью в своей комнате вечером 16 декабря в присутствии нескольких друзей; Слейда при этом не было. Два подобных шнурка такого же качества и длины были запечатаны Вильгельмом Вебером его печатью и в его собственной комнате утром 17 декабря. С этими четырьмя шнурками я отправился в находившийся по соседству дом, где жил один из моих друзей; последний предложил Слейду поместиться у него на квартире, чтобы тот мог находиться в исключительном распоряжении меня и моих друзей и на некоторое время укрыться от внимания публики. Упомянутый сеанс имел место в помещении Слейда тотчас по моем прибытии. Я сам выбрал один из четырех запечатанных шнурков и, чтобы не терять его из глаз, пока мы сидели за столом, накануне накинул его себе на шею, так что печать свешивалась спереди и постоянно была на виду. Когда надо было приступить к опыту, я положил оставшуюся без изменения печать перед собой на стол так, как упомянуто выше. Руки Слейда все время были на виду; левой рукой он часто проводил по лбу, жалуясь на боль. Часть шнурка, свешивавшаяся со стола, лежала у меня на коленях и потому не была видна, но я всегда мог видеть руки Слейда. Особенно я смотрел за тем, чтобы они не меняли своего положения. Сам он казался совершенно пассивным, так что никак нельзя предполагать, чтобы он сознательно и намеренно завязал эти узлы. Можно лишь утверждать, что они образовались в его присутствии при описанных здесь условиях без всякого видимого прикосновения, и это произошло в комнате, ярко освещенной дневным светом».

Теперь легко понять, почему Цёльнер считает причиной этих и тому подобных явлений «четырехмерные» существа. Именно здесь было произведено действие, которое хотя и невозможно для нас, людей, с нашими тремя измерениями, но, по теории Цёльнера, должно быть возможным для существ, имеющих в своем распоряжении еще четвертое измерение. То же самое приложимо и к явлениям писания на внутренней стороне связанных вместе досок; их тоже легко можно было бы объяснить с помощью четвертого измерения, не прибегая к признанию проницаемости материи, то есть к низвержению законов природы. Таким образом, предположение Цёльнера о существовании четырехмерных разумных существ есть гипотеза, предназначенная именно для такого объяснения медиумических явлений, которое не было