— О боже! — вырвалось у Лилиан.

Томас Уилсон усмехнулся.

— Конечно же, я хотела сказать… как я могла забыть об этом! Мистер Уилсон, мне ужасно жаль, но мой муж просил меня внести в этот текст кое-какие правки, прежде чем передать его вам в чистом виде. Видите ли, это только черновик, но я… я просто забыла об этом, а эти каракули… — она выудила из сумочки бумагу, в которой Томас Уилсон без труда узнал листок со стихом, — конечно же, я не думала, что вам придется это читать. Пожалуйста, дайте мне немного времени, чтобы внести задуманные мужем поправки. — Лицо Лилиан слегка покраснело.

Уилсон кивнул.

— Срок сдачи — семнадцать часов, — заявил он, вынимая из кармана золотые часы. — Значит, у вас пятнадцать минут. Так что за дело. — Он бросил гостье блокнот и снова занялся своими текстами, но при этом краем глаза наблюдал за ней.

Девушка немного помедлила, а затем ее карандаш заметался по бумаге. Спустя пятнадцать минут Лилиан, почти изнемогая, протянула ему совершенно новый текст.

Томас Уилсон рассмеялся.

— У вашего мужа острое перо, — удовлетворенно заявил он. — И, похоже, он разбирается в общении посредством мыслей, поскольку, судя по всему, он прямо сейчас вам все это и продиктовал… Или вы выучили наизусть? Впрочем, неважно. Мне совершенно все равно, как пишет свои тексты мистер Биллер. Однако я бы посоветовал вычеркнуть «Цыганского барона». Большинство наших читателей не настолько образованные люди. В некоторых словах тоже многовато слогов, да и предложения можно сделать покороче. В остальном же очень хорошо. Пусть вам выплатят двадцать долларов. Ах да, забыл сказать, пошлите своего мужа завтра на пирс. Туда прибудет транспорт из Англии с теми, кто был на Галлиполи. Мы хотели бы написать об этом. Ровно с той долей патриотизма, чтобы никто не почувствовал себя обиженным, но достаточно критически, чтобы даже самый последний человек задался вопросом, почему мы позволяем нашей молодежи гибнуть на побережье перед какой-то замызганной турецкой деревушкой. Всего хорошего, миссис Биллер.

Лилиан пошла вместе с Беном в порт и поговорила с медсестрой и несколькими ветеранами, вид которых шокировал ее до глубины души. Затем заменила деревянный отчет Бена, в котором описывались по большей части географические особенности турецкого побережья, значимость Дарданелл для хода войны и турецкие оборонительные сооружения, волнующим рассказом о последних сражениях и в высшей степени эмоциональной оценкой последнего успешного отступления войск: «При всей гордости за это эпохальное достижение автора охватывает щемящее чувство при виде всех этих молодых людей, утративших свое здоровье на берегах Эгейского моря, которое, конечно же, обрело благодаря этому свое место в истории. Галлиполи навсегда останется синонимом героизма, а также бессмысленности и жестокости войны».

— Вычеркните «синоним», — заметил Томас Уилсон. — Этого никто не поймет. Напишите «образ». И скажите мне наконец, как вас зовут. Не могу же я звать вас Беном!

На протяжении последующих месяцев Лилиан Биллер под псевдонимом ББ писала о спуске кораблей на воду, годовщинах договора Вайтанги, заседаниях комитета по деревообрабатывающей промышленности и расширении университета. К восхищению мистера Уилсона, ей удавалось извлечь из самой повседневной темы какой-то интересный момент. Самой Лилиан это казалось настолько увлекательным, что она все меньше и меньше давала уроки на фортепьяно. Однако в целом работа на «Окленд Герольд» не решала их проблему. Здесь тоже нужно было уходить из дома, чтобы посещать различные мероприятия и разговаривать с людьми. При этом из-за беременности она постепенно полнела и становилась неуклюжей. Когда ребенок родится, это станет вообще невозможно — а именно тогда молодой семье потребуется еще больше денег.

Сделать Бена своим заместителем было идеей безнадежной. Легкий юмористический стиль ему не удавался; Бен, склонный к многословным формулировкам, просто не мог обходиться без тяжеловесных фраз и только при написании научных текстов отказывался от некоторой высокопарности. Лилиан не знала, что делать, и в конце концов пожаловалась Томасу Уилсону на свою беду, когда скрывать беременность стало уже совершенно невозможно.

— Я вообще уже ни в одно платье не влезаю! Я не могу пойти на прием к герцогу. А со временем все будет еще хуже!

Редактор ненадолго задумался. Затем потер морщинку между бровями, которая образовывалась всякий раз, когда он принимался сосредоточенно размышлять.

— Знаете что, Лилиан? На самом деле нам нужно — причем гораздо больше, нежели сообщение о визите герцога Такого-то с целью открытия какого-то здания, — несколько небольших хорошеньких историй. Что-нибудь такое, что подбодрило бы людей. Мы ведем войну третий год, мы наполняем газету сообщениями о сражениях и потерях. На улицах мы видим «героев Галлиполи» на костылях, а мальчишки из АНЗАКа истекают кровью во Франции и Палестине. В экономике застой, исключая, конечно, военную промышленность. Люди встревожены. И они не так уж неправы, потому что мир превратился в одно сплошное поле боя, но никто не понимает почему. Обыватели начинают опасаться, что какие-нибудь безумцы возьмут и нападут на нас прямо здесь. Короче говоря, настроение подавленное…

— Да? — удивилась Лилиан. До сих пор она этого не замечала. Не считая экономических проблем, они с Беном были на седьмом небе от счастья.

— Должно быть, любовь прекрасна… — проворчал Уилсон. Он уже успел узнать свою юную журналистку получше, и их с Беном история была ему известна, хотя и в общих чертах.