Пришла пора Наташе немного поплакать, а Северину ее успокаивать. Вспомнилось из недавно услышанного или прочитанного: жизнь продолжается.

— Жизнь продолжается, любимая, — повторил он вслух, — родилась ты, божественный цветок на древнем древе, цветок принесет прекрасные плоды, так определено, определено природой, которая выше нас.

— Ты все-таки ужасный материалист, — сказала тихо Наташа, успокаиваясь, — но понемногу исправляешься, еще один шажок, еще чуть-чуть переставить слова и ты скажешь: все предопределено Свыше. Ты об этом с дядей Васей поговори, он тебя просветит. Он, например, искренне верит, что браки совершаются на Небесах, поэтому супругу свою Анастасию Федоровну боготворит и любит, хотя и предпочитает делать это на некотором расстоянии. А когда папа встретил маму, то тоже сказал: она суждена мне Небесами. Дед-то, понятно, против был, купеческие внучки нам не по рангу, а папа ему знай свое: браки совершаются на Небесах. Тут два Ивана схлестнулись, а нашем роду это что-то страшное, но Иван Иванович, это папа, деда Ивана Васильевича перемог, хотя тот до самой смерти так и не смирился. Конечно, то помогло, что папа вторым сыном был…

Они еще какое-то время разговаривали, перескакивая с одного на другое. У Северина, спавшего за последние двое суток от силы часа три и испытавшего столь много, от смертельной опасности до высшего блаженства, голова пошла кругом, все рассказанное Наташей походило на одну бесконечную сказку, в которой только она сама являлась реальным персонажем. Все вернулось по кругу к тому моменту, когда он проснулся, и он постарался воспроизвести все в точности, благо, и Наташа этому не противилась. Они очутились все в той же кровати, которая, возможно, была узковата для вольготного сна, но достаточно широка, чтобы с нее, как со стартовой площадки, воспарить вверх, к небесам.

Москва, 9 мая 2005 года, девять часов утра

Они вернулись из горних высей на грешную землю. Процесс не самый приятный, но необходимый, ведь живем-то на земле и грешим, кстати, тоже, вновь воспаряя. Неприятность же процесса связана с тем, что помимо сладкого греха на земле существуют еще работа, заботы, дела и боль, в частности, головная.

На улицах Москвы набирал обороты праздник, гром литавров пробивался к ним сквозь тройные стеклопакеты окон и плотные шторы, их же ожидали дела отнюдь не праздничные, будничные, многие из которых перекочевали из дня предыдущего.

Северин позавидовал героям голливудских боевиков, которые, сокрушив всех своих врагов, в последнем кадре сливаются в долгом поцелуе с героиней, напарницей или спасенной жертвой, нисколько не заботясь о том, что на следующий день им придется нести ответ за порушенные здания, выжженную землю, покореженную технику, десятки трупов не предупрежденных об их гражданских правах людей. У него размах был не голливудский, и отвечать ему вроде как было не за что, но это как посмотреть, вернее, кто и как посмотрит, а уж наследил он предостаточно.

— Мы наследили, — тихо сказала Наташа.

— Ответственность всегда несет мужчина, — ответил он, нисколько не удивляясь, что она проникла в его мысли.

Северин встрепенулся. Счастье, только-только начавшееся, оказалось под угрозой. Он должен действовать!

— Да, пора, нам предстоит тяжелый день! — сказала Наташа, сползая с его плеча.

Северин наскоро принял душ, провел тыльной стороной ладони по щекам — побриться бы, с сомнением посмотрел на соответствующее женское приспособление в дерзком розовом цвете, наверно, так же смотрел бы ежик на тот Жилетт, которого лучше для мужчины нет. Северин решил не экспериментировать, в конце концов, выхода в свет сегодня не ожидалось, он не ожидал. Банный халат был с презрением отброшен, чтобы не расслаблял. Он облачился в джинсы, рубашку не первой свежести, ну да другой все равно нет, свитер. Кожаная кираса осталась пока висеть на вешалке и была разве что осмотрена на предмет пробоин и пятен крови.

Ничего похожего не обнаружилось, зато в кармане нашелся какой-то странный предмет, тонкая прямоугольная пластинка размером с ноготь его большого пальца, с одним срезанным углом, покрытая легкомысленным рисунком, разноцветными шариками. Что-то детское, с недоумением подумал Северин и перевернул пластинку. На обратной стороне золотился другой прямоугольник, вдвое меньшего размера, расчерченный несколькими прямыми линиями. SIM-карта, догадался он наконец, возможно, даже его, но как она попала к нему в карман? Это вспомнить не удалось, тем более что мысли, оттолкнувшись от телефона, быстро приняли практическое направление — надо позвонить в разные места, чтобы прояснить обстановку. Он поспешил в Наташину комнату.

— У тебя есть второй мобильник, ненужный мобильник, какой-нибудь старый, но работающий мобильник? — спросил он.

— Звони с обычного, — ответила Наташа, все еще лежавшая в постели, несмотря на свой бодрый призыв.

— Да я на службу, не хочу твой номер светить, мало ли что, — обтекаемо сказал он, — а я тут в кармане какую-то SIM-карту нашел, вставлю, авось заработает.

— А PIN-код на ней случайно не был записан? — спросила Наташа, посмеиваясь. — Ладно, твоя эта карта, я видела, как ты ее поднял там, в башне, после того, как телефон в ярости расколотил, — к радости Северина произнесла она эти слова совершенно спокойно, есть все же в девичьей памяти положительные моменты, — а трубку мою возьми, другие-то вместе с зарядниками у деда. Сможешь сам вставить или помочь?

Наташа протягивала ему мобильник. Северин тупо посмотрел на него. Именно с него начались вчерашние поздневечерние открытия и откровения. Бог с ними, с семейными историями, как будто какой-то роман прочитал, но было два конкретных момента, которые нуждались в уточнении, потому что имели непосредственное отношение к дню сегодняшнему.

— Слушай, я только сейчас подумал, наверно, надо Семену Михайловичу позвонить, волнуется, поди, дед, внучка дома не ночевала, — как можно непринужденнее сказал он.

— А ты, оказывается, ревнивец! — Наташа притворно надулась. — И хитрец! Пробуешь окольными путями выяснить, насколько часто я здесь одна ночую. А то дед-то уж сам и не звонит, потревожить боится и привык, знать? Как, мой Эркюль, работают у меня серые клеточки? — рассмеялась она.

— Да я что, я ничего, — замялся Северин.

— Прощаю, на первый раз, — с дурашливым великодушием сказала Наташа, — все равно ты не мог знать, что деда дома нет. Мы же позавчера — Господи, как же давно это было! — на похоронах дяди Мити были, — продолжила она, и тон ее сразу изменился, — а там же все по канону: литургия, отпевание, панихида. Я-то ног под собой не чуяла от усталости, а дед совсем скис. Он так и остался на все эти дни у дяди Васи, в монастыре, вернее…

— В Даниловском? — перебил ее, уточняя, Северин.

— Почему в Даниловском? — изумилась в ответ Наташа.

Пришлось Северину поведать ей небольшой эпизод его позавчерашней розыскной деятельности.