– Хватит!

Давление ослабевает.

– Оставь ее.

Опускаюсь на землю, откашливаю кровь из побитых легких.

– Сильвер, – шуршит шепот над головой, – моя дорогая, милая Сильвер. Все могло быть иначе, если бы ты не сбежала в академии.

Тон его голоса выворачивает то уцелевшее, что у меня еще осталось. Ползу к единственному светлому пятну в помещении – к окну.

– Никто бы не пострадал, но ты решила иначе.

Шею сдавливают пальцы, ноги отрываются от земли.

– Ты… не можешь… меня… убить…

– Кто говорит об убийстве? Ты ведь самоисцеляешься, не так ли? А значит, эта игра может продолжаться вечно.

– Что… тебе нужно?

– Думаю, ты знаешь.

– Я не… отдам тебе… лекарство.

– Кто говорил, что мне нужно оно?

Белозубая улыбка искажает его рот.

– Тяжело, когда рядом нет друзей? Некому защитить, не на кого положиться. Одна ты не такая сильная, как пытаешься казаться.

Он наклоняется к моему уху, но отскакивает, словно от удара. «Не от удара, – вдруг понимаю, – а от ножа». Вот он торчит в стене за его спиной.

– Пусти нее.

Этот голос словно гром посреди зимнего неба. Но как он узнал, где я? Я ведь никому не сказала.

– И снова верховный Жрец. Неужели один? А где же армия? – Даниил оглядывается по сторонам. – Видимо, сиринити не сильно дорожат жизнью Двенадцатой.

– Второй раз я не промахнусь.

– Я знал, что ты придешь, и приготовил для тебя кое-что. Подарок.

От его улыбки кожа слазит с костей, словно ее отрывают ржавым ножом. Ощущаю на себе взгляд Блэквуда. Прыгает с меня на Даниила, словно пытается определить слабые места, просчитать все ходы и маневры.

– Неужели? И что это?

– То, чего сиринити никогда тебе не давали. Выбор.

Рука Даниила исчезает в нагрудном кармане, а возвращается со шприцем. Внутри кристальная жидкость. Та, ради которой я готова была умереть и почти умерла. Нет. Это невозможно! Я отдала его Кристиану. Оно не может быть у него!

– Выбирай, – я зависаю на краю окна, – что для тебя важнее, лекарство или девчонка?

Морозный воздух впивается в спину. Я на самом краю и не могу ни за что ухватиться, даже если бы у меня были на это силы, но хуже, что шприц с лекарством тоже завис над пропастью. Смотрю на Блэквуда и наблюдаю, как он меняется в лице. Никогда не видела у него такого выражения, озадаченного, потерянного, словно перед ним предстала настоящая дилемма. Но ведь мы оба знаем, что он выберет. Когда выбор постает между лекарством и чем-либо, выбор всегда за первым.

– Что ты выберешь?

Мы на пятом этаже. Если он выберет лекарство, я, наверное, умру. Но если он каким-то невообразимым образом выберет меня, лекарство будет потеряно. Почему-то он не спешит выбирать, хоть рука Даниила сдавливает мое горло сильнее с каждой секундой. Почему он молчит? Выбор очевиден! Лекарство!

– Нелегкий выбор? То, ради чего воевал твой народ, и то, что разрушает твою жизнь.

Я отодвигаюсь от земли еще дальше.

– Но с другой стороны все проще, чем кажется. Тебе ведь плевать на нее. То, что она чувствует, тебя не интересует. Не так ли?

Именно так он и сказал, когда Даниил собирался пырнуть меня ножом. Но сейчас с его губ не срывается ни звука.

– Время истекает.

Что за странное выражение лица? Будто он впервые в жизни не знает, что делать.

– Так и быть, я упрощу тебе выбор.

Пальцы на моей шее разжимаются.

– Нет!

Ноги рассекают воздух, глаза рассеивают слезы – я лечу вниз. Быстрее света, сильнее ветра. Вниз. Так быстро, что не успеваю даже сделать последний вдох. Все проносится перед глазами с немыслимой скоростью. Окно, стены, балкон. Жжение в горле, боль в боку, удар, хруст. Я падаю. Бьюсь обо что-то твердое, приземляюсь. В лицо впивается что-то влажное, и я не могу понять – выжила или нет. Мысли, слова размываются и утекают куда-то вниз через узкие отверстия на… лестнице? Переворачиваюсь на спину и чувствую, как рука ржавым гвоздем впивается в ребра. Как же больно! Кожа на руке слезла. Вижу торчащую кость и не могу сдержаться. Рвотный рефлекс выкручивает меня наизнанку.

Когда меня наконец отпускает, пытаюсь понять, где нахожусь. Металл, решетка. Вижу очертания ступеней. Я на пожарной лестнице. Господи… можно было бы сказать, что мне повезло, если бы не рука, кость которой, кажется, протыкает даже почку. Дышать… не могу… надышаться. Воздух жидкий. Вдох проталкивает его по горлу, но в легкие так и не доносит. Он вытекает сквозь царапины, словно старое, ржавое сито. Встать… нужно встать. Там… Блэквуд. Даниил. Они убьют друг друга. Ты должна подняться. Должна помочь, забрать лекарство. Вставай. Сейчас же! Ползу к ступенькам, подтягиваюсь за выступ. Чувствую, как каждое движение смещает кости, но не перестаю. Идти, двигаться, ползти. Хоть как-то, главное – не останавливаться. Лестничная клетка, дверь, коридор. От двери до коридора, от коридора до лестницы, третьего, четвертого и наконец пятого этажа. Не знаю, как мне удалось добраться до комнаты. Не помню, как вообще смогла встать на ноги. Все, о чем пытаюсь думать, вытекает на пол, словно густой кленовый сироп. В уши врезаются какие-то звуки. А я не могу понять, звучат они снаружи или в моей голове.

– …чем вам лекарство?

Это же Блэквуд! Он где-то рядом. Нужно найти его…

– Нет.

Хриплый низкий голос указывает на Даниила.

– Говори!

– Не могу. Я лишь посредник. Высшие планы мне неизвестны…

– Зачем вам девчонка? Кто вами командует? Отвечай!

– Узнаешь. Когда Вейн придет за вами, деваться будет некуда. Он уже среди вас. Стена падет! Наступит новая эра, эра моровов! А сиринити будут полностью унич…

Грохот, треск, будто полстены откололось. Голоса стихают, их заменяют звуки борьбы. Не без труда поднимаюсь на ноги. Чувствую, как штык в боку проваливается глубже. Но не от боли, а от того, что вижу перед собой. Блэквуд и Эми. Его рука на ее шее, вторая – держит клинок. Она с трудом дышит. Убить… он собирается ее убить. Нет, он не может!

– Нет!

Он поворачивает голову. Одно мгновение, меньше секунды, короче вдоха, но этого достаточно, чтоб он осознал все отчаяние, вложенное в этот крик. Пальцы разжимаются, Эми бежит к двери, а я больше не могу стоять на ногах. Комната перед глазами становится набок, словно большой разноцветный куб. Чувствую тяжесть на плечах.

– Открытые раны есть?

С трудом вижу его лицо. Оно рассыпается на сотни квадратиков и снова собирается, как какая-то невообразимая мозаика. Не отвечаю, думаю, моя рука, вывернутая назад, говорит сама за себя.