17 ноября

Судьба Владимира Ивановича Вельмина, записанная с его слов.

Интересный старикан. Сколько он знал, со сколькими интересными людьми встречался, сколько довелось ему испытать!.. Ему бы сидеть дома и писать мемуары, а он ходит на работу, пишет, переписывает ахинею, которая приходит в редакцию, и доволен… Поколение, рождённое революцией. Удивительно чистое, преданное и сознательное. А уж какое трудолюбивое!..

Сам Вельмин из рода священнослужителей. Очень образованный и начитанный. «Что нам дано, то не влечёт… Запретный плод нам подавай, а без него нам рай не рай…» – цитирует он, но сам рая не ищет и проявляет полное смирение в своём положении. «Что бы ни случилось, а чай пить надо» – его любимое изречение, закреплённое, наверное, лагерной жизнью. Девятнадцать лет были вычеркнуты из жизни Вельмина. Он был ответственным секретарём «Комсомольской правды» и параллельно главным редактором «Смены». Время было, по его словам, замечательное. Энтузиазм, свершения, геройство. «Страна встаёт со славою навстречу дня!» – как писал Борис Корнилов. Люди вкалывали и ждали пришествия чуда – нового прекрасного будущего. Но время было беспокойное и тревожное: кругом враги, вредители. Людей арестовывали. Шли процессы. Судили «тройки». Доблестным борцом с врагами был нарком Ежов. «Ну, он и усердствовал», – говорил Вельмин. «Его потом расстреляли?» – спросил я. «Нет, кажется. Во всяком случае, когда Ежова сняли со всех постов, он работал грузчиком в порту…»

30 декабря 1936 года в «Комсомольской правде» состоялось партийное собрание, на котором Вельмин был исключён из партии за связь с махровым контрреволюционером и ярым троцкистом – поэтом Михаилом Голодным (он же Эпштейн). Вельмина исключили из партии, а Голодный ничего об этом не знал, и когда Вельмин при встрече ему всё рассказал, побелел как мел и бросился звонить Шкирятову, руководителю партийного контроля. Тот заверил, что произошло недоразумение, что Миша – никакой не троцкист, а благоверный советский поэт: «Незаметным, серьёзным подростком / Я пришёл впервые в комсомол…» Короче, Михаил Голодный остался на свободе, а Вельмина не восстановили в партии, правда, оставили в прежней должности.

В 1937-м Вельмин встретил Валерию Герасимову (первую жену Фадеева), и она сказала: «Володя, ты мне должен передать журнал „Смена“»… Вельмин передал ей дела, а дальше его стали оттеснять в «Комсомолке», и в конечном счёте он оказался в роли рядового литературного правщика. Потом взяли главного редактора газеты, а вслед за ним загремел и Вельмин. «За что я сидел 19 лет, я не знаю до сих пор». В лагере Вельмин работал плановиком, – ему повезло. А остальные зэки рубили лес в Архангельской области.

Во время войны в лагере появились власовцы. «Засорили идеологически». Всё перемешалось, пошли массовые расстрелы. Словом, пришлось Вельмину пережить и повидать всякое, от подробностей он уклонился. «Я не отбиваю лавров у автора „Архипелага ГУЛАГ“»… Когда пришло освобождение, Вельмин устроился в леспромхоз и жил, как он выразился, «как Цицерон и капусту сажал». Неожиданно его вызвали в комитет партии, где он увидел на столе своё дело с грифом «хранить вечно». Его спросили: может ли он доказать, что в тюрьме сидел коммунистом? Кто может за вас поручиться?.. Вспомнил молодого паренька Юру Жукова, которого в те времена погнали из комсомола. Написал ему письмо: «Юра, помнишь ли ты меня?..» Он к тому времени был заместителем главного редактора «Правды» и депутатом Верховного Совета. Жуков собрал всех, кто знал Вельмина, и прислал на Алтай письмо-поручительство. После чего Вельмину вручили партийный билет, и он возвратился в Москву. Сразу пошёл в ЦК: мол, отсидел. А ему: все сидели!.. Спросили, где работал. «В лесу». – «Ах, тогда отправляйтесь на работу в газету „Лесная промышленность“».

«Так я попал в эту вшивую редакцию», – заключил Вельмин. На дворе стоял 1956 год, год ХХ съезда, пахло оттепелью…

Свой рассказ Вельмин заключил так: «Но ничего… Я бодр и весел. Ничуть не ожесточился. Другие меньше меня перенесли и испытали и стали человеконенавистниками, мизантропами, а я нет. Вот вижу всех вас и рад…»

А ещё Вельмин поведал, что у них, у ветеранов, которые пасутся вокруг Института марксизма-ленинизма, есть своя «сухаревская конвенция»: не мстить. «Мы – старые большевики – считаем, что мстить нельзя, это привело бы к хаосу во всех отношениях. Мы встречаем наших следователей, наших мучителей, но не мстим. Просто стараемся не бывать в одних компаниях, не подавать руки и так далее. Нарушила конвенцию одна Валя Пикина, бывший секретарь ЦК ВЛКСМ по работе с пионерами. Её зверски пытали, издевались над ней. После реабилитации она работала и работает сейчас, хотя ей тоже за 70 лет, в народном контроле, у Пельше. Она нашла своего мучителя, к тому времени он был генерал-майором в отставке и жил на собственной даче, пользуясь всеми генеральскими благами. Она завела на него дело и посадила на 10 лет. Разумеется, на законном основании: за служебное злоупотребление. Правда, для этого потребовалась санкция самого Хрущёва… Короче, она поступила правильно, но всё равно мы её действия не одобряем».

Много ещё чего рассказывал Вельмин, но сам писать воспоминания не собирается, хотя считает, что молодёжь должна знать о прошлом страны.

«Надобно знать, что любишь; а чтобы знать настоящее, должно иметь сведение о прошедшем», – писал Карамзин ещё в 1802 году. В «Вопросах литературы» проводится мысль, что Карамзин судил царей-тиранов от лица истории прежде всего за то, что они не исполняют главной, по его мнению, обязанности: «блюсти счастие народное».

Российская история!.. Кто только не измывался и не издевался над русским народом… Зло, хамство и несправедливость по-прежнему кажут свои свиные рыла…

18 ноября

Вчера по телевидению выдали «Цезарь и Клеопатра» по Бернарду Шоу. Цезарь – Смоктуновский, Клеопатра – Елена Коренева. Сыграли отлично. Я смотрел на Смоктуновского и всё вспоминал его книгу, в которой он описывал, как ходил по Москве летом в лыжном костюме, ни один театр не хотел его брать в свою труппу. А по поводу кино ему сказали: «Ну, а ваше лицо разве можно снимать?» Но Кеша пробился. А другие? Кто знает, сколько нераскрытых и загубленных осталось Смоктуновских?.. Любое искусство – субъективная шкала оценок, где всё основывается на «нра» и не «нра» (нравится или нет).

А ещё показывали пять серий братьев Вайнеров. Смотреть можно, но не фонтан. Хорош лишь Высоцкий в роли следователя Жеглова… Но если бы Высоцкому дали спеть о нашем времени, – экраны бы все полопались…

19 ноября

Пятая командировка. В 6.20 прикатил в Новгород. Город чистенький, необычный: много храмов и церквей, все стоят побелённые, словно умытые, и это создаёт колорит старины… С места в карьер едем