Хачатурова. Саркисянц притащил свою многодолларовую стерео-машину, и она выдала хватающие за пьяные сердца и обмирающие от хмельной тоски слова некоего Аркадия Северного: «Не падайте духом, поручик Голицын, корнет Оболенский, налейте вина…»

Ушли в былое белоэмигранты. А вот песни о них живут. Отпала их идеологическая направленность, а вот сладкий какой-то облом остался. Господа офицеры, жизнь-то стервозная проходит, посмотрите: у всех седые виски. Но, чёрт возьми, не падайте духом… Кругом ало-золотая плоть, и, как верно заметил Верлен, «как алеют ароматы», и как притягательно «волхование колен». Выше голову, поручик Голицын. Мы ещё себя покажем, корнет Оболенский…

Поездка в Ульяновск

21 февраля

Надо вспомнить командировку в Ульяновск. На самолёте Ан-24Б за один час 40 минут преодолели 893 км. Встречающий товарищ внимательно приглядывался ко мне в «Волге» на предмет, «какой оказывать почёт». Решил: приезжий журналист тихий и смирный – и успокоился. Поселили меня в «Венце» (в самом высоком здании города) на 17-м этаже, в номере полулюкс с мигающим телевизором и вполне современным санузлом и с тремя (!) полотенцами, с таким сервисом я у нас не сталкивался. Из номера смотрел на Ульяновск с высоты небоскрёба: малоэтажная провинциальная застройка, ни одного золотого купола, ползучие, как букашки, трамвайчики и ничего интересного.

5-го утром проснулся, сунулся в буфет – нет сливочного масла. Выясняется: в городе его нет уже года четыре. Выезд в посёлок Ишеевка. В передовой Ульяновский кооператив. Как работают? Мне объясняют: «Ну, вот, которые впереди, вот это, значит, идут впереди…» Ясно?.. Вечером прошёлся по городу: «Нет Симбирска, – писала местная газета 11 мая 1924 года. – Есть Ульяновск. Осиновый кол в дворянский Симбирск». И вколотили: снесли всё, что могли. Верные ученики Ленина. Удивительно, что остался в сохранности памятник Гончарову (арх. Шоде, 1916).

6-го бестолковый день. Вечером звонок в номер от начальника орготдела:

– К вам с бутылкой приходить?

– Просто – милости прошу, а с бутылкой – не надо.

– Странный вы человек, Юрий Николаевич.

7-го. Съёмка передовика торговли. Жутко смущается Людмила Васильевна Глебова: «Мне легче машину с сахарным песком разгрузить…» Она умеет только багрить и вкалывать. Словом, «есть женщины в русских селеньях».

8 февраля. Как не хотелось, но пришлось побывать в доме-музее Ульяновых. Никакой роскоши, вычурности. Чистота и опрятность. В гостиной на рояле ноты, раскрытые на песенке «Жил-был у бабушки серенький козлик». Козлик на самом деле оказался медведем: взял и заломал всю Россию.

Обратная дорога. Поезд. Со мной в купе ехали какие-то ульяновцы. Я похвалил город, а они его отчаянно ругали. Был тихий, спокойный, но стали строить промышленные объекты, и всё переменилось: «Пьянки, поножовщина, по 2–3 убийства в день. Плохо стало со снабжением. Прежний секретарь обкома Скочилов в погоне за звездой Героя, по существу, разорил область. А восстанавливать знаете как тяжело», – вздохнул сосед по купе.

Утром 9-го подъехали к Москве. Всех оглушило радио: «Родная, родная ты, земля. Одна ты на свете и в сердце навсегда!..» Ну, раз – родная, то какое имеет значение опоздание на 40 минут.

28 февраля

Фомин сегодня на пять дней едет в Осло. Что и говорить, завидки берут. Остаётся утешаться Жванецким:

– Как, вы не были на Багамах?

– Грубо говоря, не был. Подойдёшь, посмотришь в окно, и всё больше на троллейбусе обратно…

2 марта

Из Анкеты-80:

– Исполнилось 48, что ты испытываешь?

– Итоги подводить, наверное, ещё рано. А чувства? Чувства разнообразные. Конечно, недовольство, постоянное недовольство самим собой, что мало сделал чего-то настоящего… Бывают приступы тоски, ярости, взрывы бунта, а то, напротив, испытываю состояние лени и блаженного покоя: «плыви, мой чёлн…» Всё бывает. Не исчерпаны до конца волевые и неравные ресурсы борьбы…

– Что меняется в человеке с возрастом: его суть или игровые маски?

– В восемь лет я был кудряв, а теперь сверкающе лыс. Хотя, если признаться, тот нежный и шаловливый мальчик живёт во мне и поныне…

– Если бы начал жизнь сначала, даже при твоих исходных, как бы ты её повернул?

– Всё было бы иначе. Стал бы, к примеру, гравёром (кончил бы техникум Гознака на Мытной) или художником. Но это абсолютно пустой разговор: новая попытка не даётся никому.

5 марта

Какое-то странное настроение. Ничего не хочется, даже писать дневник (заставляю себя насильно, потому что НАДО). Был бы на радио – сидел бы сейчас, как цуцик, и как миленький шпарил бы очередной пропагандистский эфирный кирпич. Но нет конвейера. Более того, собственно, можно ничего не писать. Расслабился – и всё плывёт перед глазами. То ли весна, то ли лень, то ли старость, то ли чёрт-те что. Но не мчусь, а плыву «куда-то не туда…».

9 марта

Ещё один праздник канул в Лету – 8 марта 1980 года. Я всем женщинам журнала и «Ревью» написал стихи.

Сухаревой, худреду:

Без хлеба и без риса

Мы можем обойтись.

Но только без Ларисы

Нам «жись» совсем не в «жись».

Наташе-машинистке, любительнице кошек:

Не закрывай окошечка.

Жизнь, она – как кошечка.

Хвостиком поманит,

А потом – обманет…

Какие ещё новости? Одолевает Гиммерверт. Повторяя слова Маршака: «Мне шутить некогда», Анисим предложил мне вместе с ним сесть за пьесу, посвящённую Ленину (!). «Это авантюра, но если прорвёмся…» – мечтательно сказал Анисим. И начал доказывать, что с пьесами на любые темы не прорвёшься, их кипы, горы, тучи… Я отказался. Лучше буду что-то потихонечку строчить для себя.

22 марта

Вечером 20 марта побывали с Ще в «России» на концерте певца из Великобритании Тони Монополи. Зрелище, хотя и не в полном блеске. Всё умеет и поёт умело, а итальянскую тарантеллу выдал так, что зал грохнул. Живой, подтянутый, сексапильный. Девицы бросались с цветами и просили автографы. Билетёрши не выдержали такого безобразия и сели по бокам на стульях у сцены, всем своим суровым видом показывая, что граница на замке и они не допустят осквернения социалистических нравов: поцелуи, цветы, разложение… Всё это было смешно.

Вышли из концерта… дикий снегопад. Вся Красная площадь потонула в сугробах. Вот вам и март.

21-го, пятница. С утра работал дома. Потом поехал на работу, попутно зашёл в магазин, достал масло и сыр (редактор-добытчик), а потом пошла катавасия вокруг статьи маршала авиации Степана Красовского. Писал, естественно, не он, он только её подписал готовую (готовил какой-то офицер). Мне придётся всё дотягивать. Специалист по маршалам – это что-то новое в моей биографии.

Сегодня с утра дочитал пьесу Фолкнера и Камю «Реквием