до второго столба, приставив к ней Пастуха, который в случае чего сразу же возвратит ее в Малый отстойник. Но это «в случае чего» произошло моментально: Пастух отвлекся на скручивание козы, а эта паршивка, не сделав и трех шагов по дороге, застыла как каменная, нырнув в никуда, и появилась из ниоткуда, то есть обрела способность хоть как-то передвигаться лишь на десятой козе, нервно искуренной Пастухом, и понесла такую проекционную чушь, что Пастуху показалось, что он сходит с ума, и быстро, через Подслушивателя, даже минуя Хозяина, ему пришлось вызвать меня и ее отца, великого Данте, чтобы хоть как-то остепенить эту особу и вернуть в Малый отстойник — чему она сопротивлялась как разъяренный баран. Данте приплелся первым, поскольку пасся неподалеку, и, выслушав ее речь, покачнулся — как описывал мне Пастух, — а потом упал на поверхность — в обморок, и, когда подоспела я, еле дышал. Пришлось потрудиться, чтобы поставить его на все четыре ноги, после чего он сказал, что по кругам сейчас не пойдет, нету сил, а отправится в Главный отстойник, приведет сам себе в порядок мозги, покалеченные собственной дочерью, и уже после этого продолжит круги. И ушел. Я подумала, что, возможно, если привести эту дрянь на вершину холма и обратиться к святыням, то известный всем Еремей с высоты своего положения проникнется моей материнской бедой и поможет излечить эту телку, обреченную на вечную изоляцию… И Пастух, чуть не сошедший с ума, не дожидаясь решения Хозяина, пошел мне навстречу, поверил, как мудрой корове, которой бесконечно много кругов, связал нас веревкой, и вот я ее привела, чтобы в вашем гурте телок первого круга, которые ближе к ней, чем взрослые особи, по наивному восприятию установленного порядка вещей, она взошла на вершину холма, поклонилась святыням и хоть частично восприняла бы реальность, быть может, через вашу наивность… Что будет дальше — не знаю; не ведаю, какое решение примет Хозяин; что будет, то будет…

— А что такого ты выдала, вернувшись из проекционной иллюзии? — спросила Антонина-гадалка Химеру.

— Действительно, промычи, как говорится, нам то, что так потрясло Пастуха и великого Данте, — сказала Мария-Елизавета. — Мы тут все стойкие телки — в обморок падать не будем.

— Вот-вот, с мычанья я и начну, — сказала Химера с оттенком какой-то писклявости, — поскольку с мычанья и начинается рабское, скотское отношение к собственной сущности, и вывод этот я сделала после того, как быстро прочла одну очень умную книгу, побывав в нереальности — такой же, кстати, иллюзии, как и здесь, поскольку что там, что здесь — все, кто есть, находятся в наваждении, называя это глупое состояние реальностью.

Джума и Елена переглянулись, и Елена спросила:

— Ты случайно уже не успела познакомиться с быком Иллюзором?

— Я не знаю никакого быка Иллюзора, — сказала Химера, — мой отец уже спрашивал меня про него, и я отвечу вам то, что ответила и отцу: если бык этот оправдывает свое имя и действительно иллюзорен, он и есть, очевидно, та реальность, о которой все говорят, но о которой мало что знают.

77. Доводы Химеры номер четыре

И продолжила:

— Мычанье, а также блеяние, ржание и все остальные скотские звуки, которые вы издаете, относятся к бесспорному средству общения и выражения тех мыслей и чувств, которые ощущает скотина. Но что есть бесспорное? Попробую вам втолковать виды бесспорного… Как сказано в этой выдающейся книге, которую я успела прочесть: «Бесспорное существует в форме доказанного ранее, когда уже все споры стихли, и все согласились, что спорить больше не стоит — не о чем спорить. Есть также бесспорное, когда никто просто не знает, о чем тут спорить, так как ничего не понятно, и никто толком не знает, какой тут вопрос задавать и о чем, собственно, спорить. Есть бесспорное лишь потому, что все боятся открыто спорить, поэтому и не спорят, унизительно соглашаясь с тем, что спорить бесполезно по одной только причине: никто тебя не услышит, а если услышит, то не ответит, так как есть лишь один Голос, который может громко задавать вопросы и на эти вопросы же отвечать. Есть бесспорное лишь потому, что спор никак не рождается, поскольку каждый мычит или блеет что-то свое, не слушая никого другого, но речи всех никоим образом, ни прямо, ни косвенно, не являются ответами на вопросы, которые существуют латентно… — тут, при звуке «латентно», телки переглянулись, Ида тяжело задышала, вороная кобыла фыркнула, Пастух крепко схватил веревку, соединявшую дочь и мать, а верблюдица, стоящая в четвертом от телок ряду, плюнула в сторону Химеры, правда, плевок ее улетел куда-то за очередь, а вся остальная окружающая скотина замерла в ожидании дальнейшего так, как будто сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее. — …Да, — повторила Химера, — существуют латентно, но их никто не может правильно сформулировать, и поэтому спор напоминает рекламу самих же себя и своего личного мнения…

— Ты что, телка, — спросила Елена, обращаясь к Химере, — наелась синей травы?

— Сама ты, корова, наелась синей травы. Слушай дальше, что написано в этой книге! — и продолжила: — «Наконец, есть бесспорное в виде правдоподобного, когда суждения хоть и отражают действительность, но лишь какую-то ее часть, какую-то сторону, как правило, второстепенную, и не затрагивают сути происходящего; скорее, наоборот: они нацелены на то, чтобы увести от спора о главном, подсовывая нам нечто очевидное, с чем все согласны. Но поклонение даже такому бесспорному уже приобрело форму лицензии… Лицензионное сознание, не обладает способностью к самостоятельному суждению. Если визуальный ряд поддержан вербальным, то служит хорошей предпосылкой для выдачи этой лицензии. При этом лицензирование создает полную иллюзию принятого по своей воле решения. Так что лицензия есть такое решение вопроса, когда вопросов уже нет у того, кто выдает лицензию, а выдает ее тот, кто может ее и не выдать…» Из сказанного — пусть знает скотина! — я делаю вывод: не думайте, что вам бесконечно будет позволено мычать, блеять и ржать!.. Лицензию отберут — и заткнетесь! Но с другой стороны, как сказано в книге, «лицензия завершает классификацию бесспорного в системе ложных приоритетов и, как всякое завершение, таит в себе оспаривание бесспорного и низвержение монолитного…» И поэтому я делаю еще следующий вывод: свободу проекционному слову, для которого здесь, куда я попала, никакие лицензии не нужны! Добившись этой свободы, мы займемся правами скотины, условиями ее содержания и впряжемся во всеобщую голодовку, чтобы взять под контроль непонятно откуда возникший, установленный порядок вещей!

— На этом месте, наверное, Данте и покачнулся… — предположила