«Утешаю и ободряю себя, — отвечал отец Варсонофий, — тою мыслию, что Господь не только деяния приемлет, но и намерения целует, — намерения же у меня были самые добрые: много и очень много хотелось бы мне послужить для вас, отцы и братия, и для всей обители, и если в чем не успел, то прошу покрыть мою немощь снисхождением… Грустно и тяжело мне расставаться с вами, но, видимо, так угодно Богу»493. Прощальную речь от всего братства сказал еще иеромонах Феодосий (Поморцев). «Христос воскресе! — начал он свое слово. — От избытка сердца уста глаголют [Мф.12:34]… <…> Благослови нас и на сей раз, как ты благословлял на всякое дело благое: дай благословение сему слову, слову от искреннего сердца, прощальному слову твоих духовных детей и словесных овец. С пасхальными светлыми и радостными песнями провожаем мы тебя на место твоего нового служения. Богу угодно, чтобы светильник, воссиявший среди нас, засиял еще ярче, и вот Он из скромной пустыни изъемлет тебя и ставит на более высокой свещнице, на более видном и открытом месте, в виду самой первопрестольной столицы. <…> Ты покидаешь нас в пору твоего духовного расцвета, в особенно трудное для нас время… <…> При виде твоего бодрого и жизнерадостного, с веселою улыбкою лица как-то не хотелось думать, что близится расставание. Помнится, что мы так же благодушно выслушали твои слова, как ты сказал их: “В гостях хорошо, а дома лучше, — привел ты русскую пословицу, — а дома еще лучше; так и я, хотя и уезжаю, но представляю, что еду в гости, а домом все-таки считаю и буду считать Оптину”. <…> А мы еще не упомянули здесь о твоей начальнической деятельности в любимом тобою скиту, о его благоустроении и окормлении тобою и простого народа, и образованных классов, о расположении к Церкви интеллигенции, о привлечении в пустынь богомольцев и об обширной, по примеру приснопамятных старцев, переписке…»494.

День был холодный, со снегом и ветром. Отца Варсонофия провожали отцы Феодосий и Нектарий. В Москве старец поехал в Богоявленский монастырь, где 5 апреля владыка Трифон на литургии возвел его в сан архимандрита. Приняв Старо-Голутвин монастырь, отец Варсонофий увидел, что он внутренне и внешне в большом расстройстве. Через несколько месяцев его уже нельзя было узнать: храмы приведены в благолепный вид, во всем чин и порядок, устроена гостиница… Братия почувствовала отеческую заботу о себе и ожила духом. Появилось много богомольцев. Люди почувствовали, что здесь можно найти утешение… Старец много исповедовал. Сюда приехали к нему и духовные его чада, снова начались молитвенные собеседования… Оптинским духом повеяло в Старо-Голутвине.

Здесь однажды отец Варсонофий силою Господней исцелил глухонемого юношу. «Ты помнишь ли, что сотворил?» — спросил его старец. Тот в недоумении качал головой, а его мать сказала: «Да ведь он, батюшка, не слышит!» — «Тебя не слышит, а меня слышит», — ответил он. Наклонился и что-то тихо сказал юноше на ухо. У того вдруг широко раскрылись глаза: он вспомнил… Исповедавшись и причастившись Святых Христовых Таин, юноша исцелился от своего многолетнего недуга — стал слышать и говорить. Это чудо засвидетельствовано многими, в том числе протоиереем Василием Шустиным, очевидцем этого события. Необыкновенно большое число людей хлынуло в Старо-Голутвин… Потекли пожертвования. Монастырь украшался и становился известным во все более дальних пределах России.

Между тем отец Варсонофий предпринял несколько попыток добиться от церковного начальства возвращения своего в скит Оптиной пустыни. Они были безуспешны. С другой стороны, как он говорил: «Конечно, ничего не совершается без воли Божией. Игумен здешнего монастыря — преподобный Сергий… <…>…Может быть, он и позвал меня сюда. <…> Ничего не знает о себе человек. Святой Иоанн Златоуст был архиепископом Константинопольским, и вдруг взяли его да и перевели в Команы. На все воля Божия. Господь везде. Слава Богу за все!»495.

И здесь он предвещал о недалеком будущем, угадывая духовно его жестокие приметы: «В страшное время мы живем. Людей, исповедующих Иисуса Христа и посещающих храм Божий, подвергают насмешкам и осуждению. Эти насмешки перейдут в открытое гонение, и не думайте, что это случится через тысячу лет; нет, это скоро наступит. Я до этого не доживу, а некоторые из вас увидят. И начнутся опять пытки и мучения, но благо тем, которые останутся верными Христу, Господу нашему»496. Предчувствия старца были верны. А ему самому оставалось жить около года.

17 марта 1913 года, уже находясь на смертном одре, отец Варсонофий продиктовал духовное завещание, где говорилось: «Веру мне имите, святые отцы и братия, что все мои действия и желания сводились к одному: охранить святые заветы и установления древних отцов-подвижников и великих наших старцев во всей божественной и чудной их красоте от разных тлетворных веяний века сего, которых начало — гордыня сатанинская, а конец — огонь неугасимый и мука бесконечная! Может быть, плохо исполнил я это — каюсь в том и повергаю себя пред благостию Божией, умоляя о помиловании. А вас, всех возлюбивших меня о Господе, прошу и молю: соблюдите мои смиренные глаголы. Духа не угашайте, но паче возгревайте его терпеливою молитвою и прилежным чтением святоотеческих и Священных Писаний, очищая сердце от страстей. Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклониться от Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих. Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел на вас злобою»497.

Умирая, отец Варсонофий очень страдал и призывал иногда старцев: «Батюшка Лев, батюшка Макарий, батюшка Амвросий, батюшка Иларион, батюшка Анатолий, батюшка Иосиф, помогите мне вашими святыми молитвами!». Отходную читали 20 марта, затем 30 и 31 марта. Скончался отец Варсонофий 1 апреля. Последние слова его были о рае, несвязные, но именно — о рае… Монахиня Елена (Шамонина) описывала происходившее. «В гостиницу с каждым поездом приезжали, — писала она, — новые духовные дети… Церковь, где стоял гроб, не запиралась, и духовные дети толпились день и ночь вокруг батюшки»498.

В ночь на 6 апреля прибыл из Москвы владыка Трифон. На заупокойной литургии он сказал весьма трогательное слово. «Низкий тебе поклон, дорогой брат, батюшка, — сказал владыка, сделав у гроба земной поклон, — за твою любовь ко мне, за твои чудные беседы, за драгоценные наставления. А еще тебе земной поклон за твоих духовных детей. Как пастырю, мне прекрасно известно, какое море скорбей, сомнений и греха окружает современное человечество… В момент конечной