— Капеллан Тапмэн?

Оглянувшись, капеллан увидел начальственно бесцеремонного, плотно сбитого и слегка обрюзгшего крупноголового полковника с густыми длинными усами на испещренном красными прожилками холеном лице. Он никогда его раньше не встречал.

— Да, — удивленно сказал он, — я капеллан Тапмэн. А в чем дело? — Пальцы полковника больно защемили кожу на его руке, и он попытался вырваться, но не смог.

— Пройдемте-ка со мной, — приказал полковник.

— Куда пройти? Зачем? Кто вы, собственно, такой? — боязливо и недоуменно пробормотал капеллан.

— Советую вам подчиниться, отец, — сказал ему худой майор с хищным, как у ястреба, лицом, который, оказывается, стоял возле него с другой стороны. — Мы представители закона. Нам надо задать вам кое-какие вопросы. — В голосе майора капеллану послышалось почтительное сочувствие.

— Вопросы? — переспросил капеллан. — А в чем дело?

— Вы капеллан Тапмэн или нет? — рявкнул обрюзгший полковник.

— Да он это, он, — ответил полковнику сержант Уиткум.

— Выполняйте приказ, капеллан, — глумливо и злорадно ухмыляясь, каркнул капитан Гнус. — Садитесь в машину и поезжайте с ними, чтоб не было хуже.

Капеллана ухватили под обе руки и повели к машине. Он хотел было позвать на помощь Йоссариана, но тот стоял слишком далеко и едва ли услышал бы его зов. А летчики, теснившиеся поблизости, уже с любопытством косились в их сторону. Пристыженно покраснев и пряча глаза, капеллан покорно подошел к штабной машине и без возражений притулился на заднем сиденье — между обрюзгшим усастым полковником и худым, елейно вкрадчивым майором. Он протянул своим конвоирам руки и не удивился бы в эту секунду даже наручникам. На переднем сиденье их ждал в машине третий офицер. За рулем сидел высокий капрал из военной полиции; на голове у него был белый шлем, а на запястье — цепочка со свистком. Капеллан не решался поднять взгляд, пока закрытая машина, отъехав от аэродрома, не выбралась на ухабистое черное шоссе.

— Куда вы меня везете? — робко и чуть слышно из-за смутного ощущения какой-то неопределенной вины спросил капеллан, по-прежнему не глядя на своих конвоиров. Ему вдруг почудилось, что его собираются обвинить в столкновении самолетов и смерти Нетли. — Что я такого сделал?

— Ты вот чего, парень, ты пока заткни свое хайло, — предложил ему полковник, — и обожди наших вопросов, идет?

— Не надо с ним так разговаривать, — сказал майор. — Зачем нам его унижать?

— А тогда пусть заткнет свое хайло и молчит, пока ему не начали задавать вопросы.

— Вы пока заткните ваше хайло, отец, — благожелательно посоветовал капеллану майор. — Так будет лучше.

— Меня не надо называть «отец», — сказал капеллан. — Я не католик.

— Я тоже, отец, — сообщил ему майор. — У меня просто такая привычка — называть всех божьих служителей титулом «отец», потому что я набожный.

— Он небось даже не верит, что у нас в окопах есть атеисты, — насмешливо глянув на капеллана, сказал полковник и по-приятельски ткнул его кулаком в бок. — Ну-ка просвети их насчет атеистов, отец. Есть они у нас в окопах?

— Не знаю, сэр, — отозвался капеллан. — Я никогда не бывал в окопах.

— Вы и на небесах не бывали, — брюзгливо сказал ему, оглянувшись с переднего сиденья, третий офицер. — Так вам ведь не приходит в голову, что небес нет?

— Или приходит? — спросил полковник.

— Вы совершили очень серьезное преступление, отец, — объявил капеллану майор.

— Какое преступление?

— Этого мы пока не знаем, — сказал полковник. — Но обязательно узнаем. А вот что оно серьезное — это мы уже знаем.

Они съехали с шоссе у здания штаба полка и, почти не снижая скорости — шины при повороте пронзительно заскрипели, — обогнули автостоянку перед главным входом, потом само здание и остановились перед небольшой дверью. Три офицера вылезли из машины и поманили за собой капеллана. Затем отомкнули дверь, спустились гуськом по узкой деревянной лестнице с шаткими ступенями и ввели капеллана в сырую сумрачную подвальную комнату с низким бетонным потолком и неоштукатуренными каменными стенами. Все углы комнаты были затянуты паутиной. Большая мокрица быстро уползла при их появлении за влажную водопроводную трубу. Конвоиры посадили капеллана на жесткий деревянный стул с прямой спинкой, который стоял перед небольшим голым столом.

— Располагайся как дома, парень, — предложил капеллану полковник, включив яркую лампу и направляя ее слепящий отражатель ему в лицо. Он положил на стол коробку спичек и кастет. — Нам надо, чтобы ты расслабился.

Не совсем веря, что все это творится с ним наяву, капеллан в ужасе таращил слезящиеся глаза. Зубы у него дробно постукивали, а руки и ноги как бы отнялись. Эти люди могли сделать с ним все, что захотят; они могли избить его до смерти, и никто не пришел бы ему на помощь — никто, кроме, быть может, набожного доброжелательного майора с хищным лицом, который подошел к раковине и открыл кран, так что подвальная тишина наполнилась шумным плеском разбивающейся об раковину струи, а потом вернулся к столу и положил на него рядом с кастетом массивный резиновый шланг длиной примерно с человеческую руку.

— Все будет в порядке, капеллан, — ободрительно сказал он. — Вам нечего бояться, если вы невиновны. Почему у вас такой испуганный вид? Вы ведь, наверно, невиновны?

— Это он-то невиновен? — удивился полковник. — Еще как виновен, сучье отродье!

— В чем я виновен? — спросил капеллан, решительно не представляя себе, как тут с ним поступят и к кому из них взывать о милосердии. У третьего офицера не было знаков различия, и он стоял где-то в отдаленье. — Что я такого сделал?

— Это вот нам и предстоит выяснить, — ответил полковник, пододвигая капеллану бумагу и ручку. — Напиши-ка свою фамилию, парень. Собственным почерком.

— Собственным почерком?

— Во-во, собственным. Бумаги, надеюсь, тебе хватит? Пиши в любом месте. — Когда капеллан написал свою фамилию, полковник вынул из папки еще один лист и показал оба листка майору, который подошел к нему и с озабоченным видом склонился над столом.

— Почерки на первый взгляд разные, — сказал он.

— Его работа, как я и говорил.

— Какая работа? Что я такого сделал? — спросил капеллан.

— Этого я от вас не ожидал, — с мрачной горечью упрекнул его майор.

— Чего не ожидали?

— Таких преступных фокусов, отец.

— Каких фокусов? — с нарастающей тревогой вскричал капеллан. — Что я такого сделал?

— А вот что, — ответил майор и, словно бы преодолевая омерзение, пододвинул к нему по столу листок бумаги с его фамилией. — Это же не ваш почерк, отец.

— Как так не мой? — Капеллан изумленно сморгнул несколько раз подряд.