Кто на прошлом Ученом совете выступил с шутовской речью и закончил ее анекдотом о Петрушке? – Гуковский. Кто поставил тогда под сомнение критику и самокритику? – Гуковский. Кто издевательски кричал в коридоре: “Самокритика или смерть!”? – Гуковский.

Вот в чем дело, вот почему так велик наш счет Гуковскому. Вот почему я действительно приходил в партком и говорил: “Надоело, хватит, больше не могу”. И не поддержали!

Вот я и говорю, что все эти статьи в “Культуре и жизни” и “Правде” и дали нам возможность со всей серьезностью, со всей научной и политической глубиной взглянуть на вещи и прийти к заключению, что положение гораздо более сложно, гораздо более тревожно, что это мы себе раньше представляли»[843].

Заключительные слова своего выступления декан посвятил Институту литературы, а также грядущему заседанию Ученого совета:

«Наша парторганизация, действительно, вела большую борьбу, в меру нашего умения, наших сил и в меру нашего понимания сложности положения. Но я должен сказать, что этой нашей борьбе кое-какие коммунисты мешали. Я должен прямо сказать, что если бы не существовал рядом с нами Институт русской литературы, возглавляемый Плоткиным, положение было бы иное.

Я уже выступал неоднократно по поводу двурушнической позиции Плоткина. Когда наша парторганизация в прошлом году отсеяла 30 % выдвинутых в аспирантуру, это Плоткин распустил слух, что здесь готовят не ученых, а председателей месткомов, это Плоткин подбирал всех негодных людей, которых явно нельзя было ввести в аспирантуру, и тем самым противопоставлял нам свой Пушкинский дом отдыха, как вольготное и мирное прибежище для людей, которые работали одновременно и у нас.

Но я хочу сказать и другое. Здесь ретиво выступают коммунисты Института литературы. Но я дважды от райкома и горкома проверял Институт литературы, и я спрашиваю: какую помощь мне оказали коммунисты Института литературы при этой проверке? – Никакой. Что я сумел найти – о том я и доложил. А где были тогда коммунисты Института русской литературы? Почему Перепеч на ушко шептала мне, что у Плоткина даже любовница есть, но чтобы только ради Бога не узнали, что она это сказала, и не передали Плоткину. Почему никто твердо не сказал о порочной системе подбора кадров в институте?

Так вот, я хотел сказать, что, когда коммунисты Института литературы будут разбирать эти вопросы, им нужно понять, что деятельность Плоткина в значительной мере поддерживалась и подкреплялась гнилым либерализмом, который господствовал в Институте литературы.

Выводы. Я думаю, что выводы, к которым мы должны прийти в результате нашего партсобрания и Ученого совета, должны быть радикальные. Мы должны наметить выводы организационные, должны наметить выводы по укреплению кадров на наших кафедрах. Я бы хотел только предупредить товарищей о следующем, и особенно потому, что обычно, как это ни позорно, наши партийные разговоры не удерживаются на партсобрании. Следует пресекать вредные разговоры о том, что все предрешено, что судьба всех ученых уже определена – всех разгонят. Нет, мы будем решать вопрос о кадрах со всей большевистской принципиальностью и со всей государственной мудростью. Именно для этого работают у нас представители Министерства, и выводы, которые будут сделаны, явятся выводами по-настоящему обоснованными. Поэтому не следует распространять слухи (а они уже распространяются), что все заранее решено и подписано.

Наша парторганизация идейно и научно выросла. То, что студенты V курса выступают сегодня и критикуют профессоров, причем критикуют умно, с пониманием дела, – это свидетельствует о том, что деятельность нашей парторганизации за эти два года не прошла даром, что у нас есть силы радикально изменить положение на факультете. (Аплодисменты)»[844].

Вышедший затем Д. С. Бабкин обрушился на коллегу по Пушкинскому Дому профессора П. Н. Беркова:

«Товарищи! Я вполне согласен с тем, что сказал т. Бердников в адрес Института литературы Академии наук. У нас вчера так же, как и у вас, началось партсобрание, и продолжение его будет сегодня. Мы все эти вопросы будем обсуждать и сделаем из этого обсуждения соответствующие выводы.

У нас с вами получилось очень много общего в том отношении, что мы занимаемся вопросами литературы, и что лица, которые работают у вас, в такой же степени заняты в нашем Институте. Всех этих людей, о которых мы сегодня говорим, объединяет одна идеология – идеология космополитизма. Эта идеология, в какой бы форме, степени, области она ни проявлялась, является позорным уделом кучки людей, оторвавшихся от народа. ‹…›

В своих конкретных замечаниях я остановлюсь на работах проф[ессора] Беркова, фигуры в известной мере не столь значительной, как, скажем, матерые волки космополитизма – Жирмунский, Гуковский, Эйхенбаум и проч., но, однако, вполне оставалась как бы в тени. На всех собраниях у нас в Институте (не знаю, как здесь у вас), посвященных борьбе с буржуазными теориями в литературоведении, имя Беркова ни разу не упоминалось. Молчал и сам Берков, очевидно, полагая, что все его антипатриотические выступления никем не будут замечены.

Просмотр работ Беркова показывает, что он на протяжении многих лет всячески старался принизить русскую культуру. В своей работе “Ранний период русской литературной историографии” (сборник “Язык и литература”, т. V, 1930 г.). Берков доказывает, что у русских людей не существовало научного интереса к своей культуре, и что, якобы, этот интерес пробудили у русских иностранцы, приезжавшие в Россию в конце XVII – начале XVIII вв. ‹…›

Надо быть человеком, лишенным всякого чувства национальной гордости, чтобы признать такого рода иностранных проходимцев и клеветников русского народа предшественниками так называемых “специальных изучений” русской литературы. ‹…›

Я бы мог привести здесь целый ряд других фактов из самых последних работ проф[ессора] Беркова, в которых он остается верным тем взглядам, которые я зачитывал, взглядам, которые он приводил в первых работах 30‐х годов. Но и приведенные здесь факты с достаточной ясностью характеризуют так называемую научную продукцию Беркова. Научные труды Беркова вполне можно уподобить, по меткому выражению Добролюбова, “топкому болоту, в котором ежеминутно можно погрязнуть в тине лжи, выдумок, безобразного искажения и произвольного изменения фактов”.

И когда мы сегодня говорим о том, что наша борьба с этой группой космополитов только начинается, по существу, и она завершится только тогда, когда мы создадим собственные, построенные на марксистско-ленинской основе труды и сможем полностью освободиться от всех этих порочных концепций, – нам нужно ясно себе представить лицо каждого из этой группы для того, чтобы не питать в дальнейшем никаких иллюзий, что на этих людей мы можем в какой-то степени полагаться»[845].

Выступившая затем А. В.