Ознакомившись с работой буровых, проанализировав полученные данные, профессор дал свое заключение о новом методе бурения, в котором, в частности, записал:

«1. Внедренная Е. Казаковским продувка при дробовом бурении (стальной дробью-сечкой) обеспечивает повышение механической скорости по сравнению с промывкой водой в полтора-два раза.

2. С помощью сжатого воздуха, используемого взамен промывки водой, успешно решается одна из трудоемких задач – снабжение буровых агрегатов промывочными агентами в труднодоступных районах (особенно в зимний период).

3. Внедрение продувки дает возможность снизить стоимость метра бурения до 30 (тридцати) процентов».

На следующий день профессор Воздвиженский изъявил желание ознакомиться с работой и других буровых, где использовали обычный метод промывки забоя водой. Ему понравилось, что все буровые установки и штольни переведены на централизованное электроснабжение, а одноцилиндровые маломощные двигатели заменены электромоторами. Он по достоинству оценил и создание водоразборных резервуаров, в которые из речной долины мощными электронасосами закачивалась вода, там в нее добавляли необходимые примеси, создавая промывочную жидкость, и она, уже самотеком, по трубам, поступала на буровые, установленные несколько ниже по склону на специально вырубленных в скале площадках. Подолгу беседовал профессор с Суриковым и Могильным, бригады которых показывали рекордные результаты проходки, у Могильного он даже лазил на верхотуру, изучая хитро построенный высокий копер.

Но наиболее сильное впечатление на маститого ученого произвели буровые, где рабочими трудились женщины. Они создали все возможное, чтобы повысить культуру производства. Его поразила идеальная чистота. Тщательно выскобленные и вымытые полы, на окнах – шторы и белоснежные занавесочки, на подоконниках и тумбах – живые цветы. Воздвиженский признавался, что ему еще никогда не приходилось видеть таких буровых, где не то что работать, а просто находиться – большое удовольствие!

Казаковский все время находился рядом с ученым и впервые в жизни исполнял роль гида. Возил на штольни, электростанцию, показывал ремонтно-механические мастерские, лаборатории, камералку, дробильный цех, гараж, пекарню, баню, магазины, почту, детсад-ясли, парикмахерскую и, конечно, школу, рассказав профессору, как самостоятельно открыл ее в поселке, как был ее подпольным директором, как он за нее получил персональный выговор.

– Выговор? – удивлялся ученый. – Не может быть!

– Влепили строгача за «партизанщину» на ниве народного просвещения, – признавался Казаковский и продолжал: – А теперь школу признали. Прислали и директора. И знаете, Борис Иванович, на первом же году существования школы количество учеников увеличилось почти вдвое. Откуда они взялись, спрашиваете? Приехали к родителям от далеких бабушек и тетушек, где их приходилось держать до лучших времен. А дети – это серьезный показатель. Люди соединили свои семьи, начали обживаться в Солнечном на годы, строить дома, прочно прикипать к геологии. Да и «бесхозные» педагоги, не имеющие возможности трудиться по своей специальности, вернулись к своим прямым обязанностям. Дети без лишней нервотрепки стали получать положенные им по закону и по программе школьные знания.

– А парикмахерскую тоже нелегальным путем строили? Такие заведения службы быта в геологических партиях обычно не заводятся.

– Строили, конечно, нелегально, хозяйственным способом и по желанию населения, главным образом женского, – рассказывал Казаковский. – Женщин в экспедиции, Борис Иванович, много. И работают в парикмахерской в основном мастера по женским прическам. Хочу обратить ваше внимание, что обслуживание организовано в рабочее время. По записям. Мне не раз говорили: товарищ начальник, ну как же так, в рабочее время? Разве можно? Отвечаю: можно! Женщины меня сразу поняли и поддержали.

– А я что-то не очень, – сказал профессор. – Поясните.

– Все просто и прозаично, Борис Иванович! Жена наметила с мужем пойти в кино, в гости, одним словом, выйти в люди. Так она в тот же день начнет отпрашиваться на работе, чтобы в парикмахерскую сбегать. И отпросится. Но психология у женщин такова, что, отпросившись в парикмахерскую на полчасика, она первым делом по магазинам пробежится. Потеряла время. Потеряла, потом в парикмахерскую, займет очередь, сидит, нервничает. А часики отсчитывают минуты. Время поджимает, очередь движется медленно. Не выдержит работница, махнет рукою. Ладно, мол, после работы дома что-нибудь придумаю. А дома не всегда быстро и хорошо получается, станет переделывать укладку… Муж, глядя на часы, начнет нервничать: опять опаздываем, сколько так можно, не смогла вовремя причесаться… Одним словом, настроение у обоих испорчено, но раз обещали, то идут, хотя и дуются друг на друга. А то бывает, что и вернувшись продолжают выяснять отношения. А на следующий день они оба не работники. Эмоциональный настрой явно не положительного качества, трудятся кое-как и с браком… Так что, Борис Иванович, тут-то, с точки зрения производства, мы многое теряем. Вы согласны?

– В логическом рассуждении отказать трудно, – улыбнулся профессор.

– А теперь возьмем иную ситуацию. Жена в нашей парикмахерской заранее записалась. В рабочее время, те же полчаса потеряны, но уже по прямому назначению. Через тридцать минут – любая модная прическа! Ну, сорок минут, если еще и под феном посидит, так? Надела косыночку и на рабочее место. Сидит не нарадуется, сердце поет и работа спорится. А дома мужу втык еще сделает: чего копаешься, я давно уже собралась! И на следующий день оба идут на работу с хорошим настроением. А настроение – двигатель производительности труда. Вот и получается, что мы не столько теряем, сколько приобретаем.

Рассказывая и поясняя, Казаковский привел Воздвиженского в столовую. Она ничем не отличалась от городских небольших столовых с залом обслуживания. Только профессор удивился, когда увидел, что начальник экспедиции взял поднос, как рядовой работник. И открыто спросил:

– Неужели у вас нет отдельной комнатки для руководящих товарищей?

– Вас это удивляет? Нет у нас таких отдельных помещений. Наш руководящий состав экспедиции обычно приходит к концу обеденного времени, часам к трем. И в столовой к концу обеденного времени обязательно должны быть две овощных закуски, два первых, два вторых и два третьих. Такова наша установка. Люди живут в тайге, много холостяков, да и семейные, если бездетные и оба работают, питаются здесь. Ну а мы, когда приходим, стараемся в одно и то же время собраться, берем подносы, выбираем себе еду, усаживаемся за сдвинутыми столами. Почему обедаем вместе? Традиция такая в экспедиции давно. Мы садимся не только пообедать, но еще и пообщаться, «погалдеть», слово такое прижилось. Ну, и «галдим» о том, кто и где побывал с утра, что сделал, какие распоряжения отдал… В общем, не «обгалдив», мы никаких решений не принимаем, никого не снимаем, не переводим, не назначаем, никакого нового дела не начинаем. Это как бы неофициальное совещание. И так дважды в день мы все вместе, все руководство экспедицией.

– Как? Вы еще и ужинаете сообща?