Я даже не успела задуматься над его странным вопросом. Человек вдруг обнял меня. Собаки прыгали и резвились, приняв поведение хозяина за сигнал вести себя со мной дружелюбно. Хозяин усадьбы пропустил меня внутрь. Он сдвинул очки на лоб. Я ощутила характерный подталкивающий взгляд.

– Вы демон, – неизвестно зачем сказала я.

– А вы ведьма.

У демона были глаза разного цвета: один синий, другой зеленый. Оба глаза внимательно разглядывали Галлогласа.

– Он вампир. Но не тот, с которым вы были прежде. Хотя и в нем достаточно роста, чтобы заменить перегоревшие лампочки.

– Я не занимаюсь лампочками, – угрюмо произнес Галлоглас.

– Постойте. Я ведь вас знаю.

В моей памяти замелькали лица. Хозяин усадьбы был одним из демонов, которых я видела в Бодлианской библиотеке осенью прошлого года, впервые столкнувшись с «Ашмолом-782». Помнится, он любил кофе латте и разбирал проекторы для чтения микрофильмов. Он всегда ходил с пуговками наушников в ушах, даже когда они не были подключены к плееру.

– Тимоти? – спросила я.

– Он самый.

Тимоти повернулся ко мне, изобразив пальцами обеих рук шестизарядные револьверы. На нем и сейчас были ковбойские сапоги разного цвета: на сей раз зеленый и синий – под цвет глаз.

– Я же знал, малышка: мы еще встретимся, – произнес он, подражая героям вестернов.

– Так вы и есть Т. Дж. Уэстон? – спросила Фиби, пытаясь перекричать визжащих и тявкающих собак.

– Я вас не слышу, – ответил Тимоти, затыкая пальцами уши.

– Эй! – рявкнул Галлоглас. – Шавки, заткните пасть!

Лай мигом стих. Собаки уселись, высунув языки и восхищенно глядя на Галлогласа.

– Прекрасно! – воскликнул Тимоти и негромко свистнул.

Лай и возня возобновились.

Галлоглас чуть ли не силой втолкнул нас внутрь дома, бормоча что-то о линии прицела, оборонительных мерах и возможном повреждении слуха у Яблочка и Фасолинки. Однако тишина восстановилась только после того, как Галлоглас уселся на пол перед камином и позволил собакам лазить по нему. Он даже выдерживал их облизывание. Собаки вели себя так, словно он был вожаком их стаи, вернувшимся после долгого отсутствия.

– Как их зовут? – спросила Фиби, поглядывая на мелькающие хвосты.

– Гензель и Гретель. Это же так очевидно, – ответил Тимоти, удивленный недогадливостью Фиби.

– А четверо остальных? – невозмутимо поинтересовалась Фиби.

– Оскар, Молли, Рыжик и Лужица, – ответил Тимоти, указывая на каждую псину.

– Почему – Лужица? Она любит играть под дождем?

– Нет. Она любит делать лужицы на полу. Прежде ее звали Пенелопой, но теперь все в деревне называют ее только Лужицей.

Плавный переход от собачьей темы к Книге Жизни был невозможен, и я решила спросить напрямую:

– Вы купили лист пергамента с изображением дерева?

– Ага. – Тимоти по-детски моргнул.

– Вы готовы продать его мне? – задала я главный вопрос, понимая бессмысленность дипломатических ухищрений.

– Не-а.

– Мы готовы щедро заплатить, – сказала Фиби.

Пусть ей и не нравилось наплевательское отношение де Клермонов к старинным картинам, зато она быстро освоилась с фантастической покупательной способностью семьи.

– Лист не продается.

Тимоти почесал за ушами одному из любимцев. Получив порцию ласки, пес вернулся к Галлогласу и принялся грызть носок его сапога.

– А можно на него взглянуть? – спросила я.

Мне пришла мысль: попытаться одолжить у Тимоти этот лист.

– Конечно.

Тимоти сбросил парашют и, ничего не объясняя, вышел. Мы последовали за ним.

Он провел нас через несколько помещений, некогда служивших для иных целей. Середину бывшей столовой занимала потрепанная ударная установка с надписью на басовом барабане: «ДЕРЕК И СОКРУШИТЕЛИ». Другую комнату я бы назвала кладбищем электроники, если бы не диваны, обитые английским ситцем, и не полосатые обои.

– Это там… где-то, – сказал Тимоти, указывая на следующую комнату.

– Матерь Божия! – пробормотал изумленный Галлоглас.

«Там» означало бывшую библиотеку, а «где-то» – множество мест внутри помещения, напоминавшего лабиринт. Ящики, доставленные сюда, но до сих пор не открытые, связки писем, большие картонные коробки, полные нот, включая и довольно старые, некоторые были изданы в 1920-е годы. Кипы старых газет. Меня особенно поразила обширная коллекция часовых циферблатов всевозможных размеров, форм, внешнего вида и марок.

И еще – манускрипты. Их здесь были тысячи.

– Кажется, я положил его в голубую папку, – сказал Тимоти, почесывая подбородок.

Чувствовалось, он сегодня принимался за бритье, но почему-то не закончил, оставив две полосы седеющей щетины.

– И давно вы покупаете старые книги? – спросила я, взяв первую попавшуюся.

Это была записная книжка XVIII века, принадлежавшая какому-то немецкому студенту, изучавшему естественные науки. Нынче она представляла интерес разве что для узкого специалиста, занимающегося историей образования в эпоху Просвещения.

– С тринадцати лет. Тогда умер мой дед, и дом по наследству перешел ко мне. Мать бросила меня, когда мне было пять. Дерек – мой отец – умер от случайной передозировки, когда мне едва исполнилось девять. Так я остался с дедом. – Тимоти с гордостью оглядел лабиринт. – С тех пор я восстанавливаю усадьбу. На втором этаже находится галерея. Хотите взглянуть на мою реставрацию картин?

– Быть может, потом, – сказала я.

– Ну ладно, – разочарованно вздохнул он.

– А чем вас интересуют манускрипты?

Демоны отчасти были похожи на моих студентов: те и другие не любили слишком конкретных вопросов.

– Они, как и дом, напоминают мне о том, чего нельзя забывать, – сказал Тимоти, посчитав расплывчатые слова исчерпывающим ответом.

– Если повезет, какой-нибудь манускрипт напомнит ему, куда он положил лист из твоей книги, – шепнул мне Галлоглас. – Если нет, мы можем неделями рыться в этой антикварной помойке.

У нас не было этих недель. Я хотела как можно быстрее добыть «Ашмол-782» из Бодлианской библиотеки и вложить туда вырванные листы. Тогда Мэтью сможет вернуться. Без Книги Жизни мы были беззащитны перед Конгрегацией, Бенжаменом и личными амбициями Нокса и Герберта. Если же Книга окажется у нас, им всем придется играть по нашим правилам. И не важно, есть у нас свой клан или нет. Я засучила рукава.

– Тимоти, вы не возражаете, если я применю магию в вашей библиотеке? – Элементарная вежливость обязывала меня спросить хозяина.