— Как думаете, справитесь без нас? — спросил Моноган Левина. — Вызов, как я понимаю, официально ваш?

— Верно, — сказал Левин.

— Только позвоните сначала мамочкам, — сказал Монро.

— Предупредите их, что попки вы сегодня отморозите, — добавил Моноган и засмеялся.

— Как насчет пиццы? — спросил его Монро.

— Я хотел китайской еды, — сказал Моноган. — Ладно, парни, он ваш. Держите нас в курсе. В трех экземплярах, если не возражаете.

— Будем держать в курсе, — обещал Левин.

Детективы кивнули. Сначала кивнул Моноган, потом Монро. Они посмотрели друг на друга, посмотрели на двух детективов из Мидтаун-Ист, посмотрели на Боначио, затем снова друг на друга.

— Ладно, пицца, — сказал Моноган, и оба полицейских вышли из здания.

— Чтоб ты подавился этой пиццей, — пробурчал Левин себе под нос.

Кумбс уже держал в руке записную книжку.

— Вы узнали девушку? — спросил Левин Боначио.

— Да, сэр.

— Как? Ведь ее лицо разбито.

— Я узнал ее пальто, сэр.

— Угу, — буркнул Левин.

— Это новое пальто. Мы с ней встретились в лифте в тот день, когда она его купила. Сказала, что нашла его в комиссионке.

— Угу, — буркнул Левин.

Кумбс записывал.

— Как ее зовут? — спросил Левин.

— Салли. Фамилии не знаю.

— Живет в этом доме?

— Да, сэр. На третьем этаже. Она всегда заходит и выходит из лифта на третьем.

— Номер ее квартиры знаете?

— Нет, сэр, извините.

Левин вздохнул.

— А в какой квартире живете вы, сэр?

— Шесть «B».

— Хорошо, идите спать, мы свяжемся с вами, если понадобится. Знаете, где квартира коменданта дома?

— На первом этаже, сэр. Рядом с лифтом.

Остальное было обычной процедурой.

Они разбудили коменданта и из разговора с ним выяснили, что убитую звали Салли Андерсон. Подождали, пока помощник судебного медика даст официальное заключение о смерти, а ребята из следственного управления сфотографируют место преступления и снимут отпечатки пальцев. Затем детективы обыскали сумочку девушки. Нашли записную книжку, тюбик губной помады, пакетик бумажных салфеток, карандаш для бровей, две пластинки жвачки, бумажник, в котором обнаружилось двадцать три доллара и несколько фотографий, и карточку члена актерского профсоюза с именем убитой. «Скорая» повезла тело в морг, а детективы тем временем зарисовали схему места преступления.

Детектив Стив Карелла и восемьдесят седьмой полицейский участок узнали об этом деле чуть позже.

«Вот и он, — думал Карелла. — Все тот же участок. Ни капли не изменился с тех пор, как я начал работать. Не изменится, наверное, и после моей смерти. Все тот же гнилой район».

Карелла шел от метро на Гровер-авеню, приближаясь к зданию полиции с запада. Обычно он ехал на работу на машине, но когда проснулся сегодня, улицы в Риверхеде еще не расчистили от снега, и он решил, что подземкой будет быстрее. Однако поезд встал где-то на полпути к Линдблад-авеню — замерзли стрелки, — и ему, вместе с сотней дрожащих от холода пассажиров, пришлось ждать, пока проблему не решат.

Уже почти девять. Карелла опаздывал на час и пятнадцать минут.

Стоял лютый мороз. Понятно, почему замерзла стрелка: его собственная «стрелка» сжалась и обмякла в штанах, даже несмотря на то что он надел длинные шерстяные кальсоны.

Перед Рождеством жена предложила купить ему утеплитель для «вилли». Карелла впервые слышал, чтобы мужское достоинство называли «вилли». Он спросил ее, где она подхватила такое словечко. Жена ответила, что ее дядя всегда так называл «аппарат» ее кузена. Это все объясняло. До замужества она была Теодорой Франклин: на четыре пятых ирландка с примесью (как она любила говорить) одной пятой шотландской крови. Естественно, ее кузен владел «аппаратом», и, естественно, ее дядя звал его «вилли», и, естественно, она предположила, что хороший итальянский мальчик Карелла захочет достать в рождественское утро из носка хорошую норковую грелку для «вилли». Карелла ответил, что ему есть где отогреть «вилли», и это местечко получше любой норки, хотя тоже, по-своему, норка. Тедди покраснела.

Он поднялся по ступенькам полицейского здания. По обеим сторонам от деревянных входных дверей висело по зеленому шару; на каждом из них белой краской была написана цифра «87». Латунная ручка на одной двери была старинная, установленная еще при постройке, то есть вскоре после начала века. Она была до блеска отполирована тысячами прикосновений, как пальцы ног бронзового святого в соборе Святого Петра. Карелла повернул ручку, открыл дверь и вошел в огромный зал первого этажа, где всегда было холоднее, чем в любом другом помещении этого здания. Сегодня, по сравнению со стужей на улице, там было почти уютно.

Высокая стойка дежурного на правой стороне просторной комнаты напоминала стол судьи — не считая латунного барьера перед ним и сержанта Дэйва Мерчисона, сидящего за ним. Перед Мерчисоном стояла табличка, призывающая посетителей остановиться у барьера и доложить о цели посещения, рядом лежала раскрытая книга, известная как «регистратор», куда записывали данные о всяческих правонарушителях, которые день и ночь шли потоком.

В данный момент Мерчисон никого не регистрировал. Мерчисон пил кофе: сжимал кружку толстыми пальцами, и облачко пара окутывало его двойной подбородок.

Мерчисону было лет пятьдесят, он был довольно толстым, а сейчас, закутанный в поношенную вязаную кофту, казался даже толще, чем на самом деле. Когда Карелла проходил мимо стола, Мерчисон поднял взгляд.

— На полдня сегодня? — спросил он.

— Доброе утро, Дэйв, — сказал Карелла. — Как дела?

— У меня-то здесь тихо, — ответил Мерчисон, — но погоди, вот поднимешься наверх…

— Как всегда, — сказал Карелла и тяжко вздохнул.

Он прошел, наверное, уже в десятитысячный раз, мимо неприметной и грязной вывески, приколоченной к стене; ее черные буквы оповещали, что здесь находится следственный отдел, а грубо нарисованная рука указывала посетителю путь на второй этаж. Туда вела металлическая лестница, узкая и вычищенная до блеска. Шестнадцать ступенек — пролет, затем площадка и еще шестнадцать ступенек. Там, привычно свернув направо, Карелла вышел в тускло освещенный коридор. Он открыл дверь, подписанную «Комната для переодевания», подошел к своему шкафчику во втором ряду от двери, набрал цифровой код на замке, открыл дверцу и повесил в шкафчик пальто и шарф. Обдумал, не снять ли кальсоны. Нет, сегодня в отделе будет холодно.

Выйдя из раздевалки, он прошел по коридору мимо деревянной скамьи слева и в тысячный раз задумался о том, кто мог вырезать на ее подлокотнике инициалы К. Д., обрамленные сердцем; прошел мимо скамейки справа, стоящей в узкой нише перед заколоченной дверью давно сломанного лифта; миновал дверь, тоже справа, с надписью «Мужской туалет», и дверь слева, на которой висела табличка «Канцелярия». Отдел детективов находился в конце коридора.