Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленький крестник Сенсомы был… проблемным. Шумным, шустрым, шебутным — иногда даже опытный джонин в лице Сенсомы не всегда мог за ним уследить. Джирайя почти никого не слушался, любил хулиганить, но при этом обладал просто невероятными способностями по уходу от неприятностей — он просто улыбался во всю ширь маленького ротика и зажмуривал глазки, отчего его детское лицо становилось таким милым, что даже решительно настроенные опытные няни не могли всерьез его ругать.
И, что удивительно, Сенсома… проникся к ребенку. Принял его. Он никогда особо не думал о том, что станет в этом мире отцом или кем-то подобным, но маленький Джирайя был настолько непохож на своего отца, но, вместе с этим, все же был его ребенком и… Сенсома не знал как это объяснить, но с момента своего первого визита в поместье Джирайи, ночевал он только там. Хотя постоянно старался быть тем самым «строгим крестным отцом», которого, по словам нянь, так не хватало мальчику.
— Ты опять подглядываешь за мной? — Сенсома постарался сделать свой голос серьезным и устрашающим, но Джирайя только хихикнул, «прячась» за угол, из-за которого только что выглядывал.
Перерожденный усмехнулся, не в силах хмуриться, пока мальчик на него не смотрит, вытерся специальным полотенцем от пота, ручьями стекающего по его телу, и начал надевать футболку.
Прошло уже больше двух месяцев с момента запечатывания Биджу в его тело, и скоро оно уже должно будет привыкнуть к новому «квартиранту», а значит — должна вернуться и чакра. Сенсома тренировался. Часто, долго и упорно. Он оттачивал стили боя, придумывал новые, размышлял об оригинальных техниках тайдзюцу и просто тренировал тело, как сейчас, в специальных тренировочных залах. Он хотел стать гораздо сильнее к моменту, как сможет снова называться шиноби, а потому не жалел себя и своего времени.
— Тебе не спрятаться, мелкий! — одно смазанное движение из арсенала Миямото Мусаси, и Сенсома уже нависает над испугавшимся поначалу, но потом рассмеявшимся Джирайей. Как сказала одна из опытных нянь — ребенка смешил цвет волос и глаз одного из сильнейших джонинов Листа. — И не сметь смеяться! Мадара все еще на свободе!
Но Джирайя не знал об опасности Мадары, а потому продолжал заливаться смехом. Хотя… и Сенсома, и Хирузен, и все посвященные понимали, что сейчас Мадара не так опасен — он не совершал решительных действий во время войны, а потому и после не должен. Особенно под угрозой новой атаки Эдо Тенсей, ведь, судя по разрушениям в Долине Свершения, окончательно и бесповоротно одолеть Хашираму ему не удалось.
Правда, Хирузен не уточнял, что техника воскрешения, доставшаяся ему, была ущербной, равно как и Сенсома не уточнял, что владеет истинной техникой Эдо Тенсей.
— ЭТО ЗНАНИЕ ОПАСНО…
Перерожденный встал как вкопанный, держа Джирайю на руках. Ребенок Тобирамы завертел головой, вот-вот готовый расплакаться, и Сенсома был уверен — он тоже слышал потусторонний голос, идущий словно отовсюду.
— МФХН… — вновь прогремело откуда-то, и Сенсома все понял.
— Начико-сан, Начико-сан! — позвал он, удобнее перехватывая Джирайю и побежав по коридору.
— Сенсома-сама? — няня, которую звал парень, появилась буквально через пару секунд и тут же попыталась отчитать Джирайю. — Опять сбежал! Сенсома-сама, да что же он творит-то?! Вы на него посмотрите!..
Она не договорила — мальчик, все еще удерживаемый Сенсомой, громко расплакался, будто боялся чего-то. И Сенсома даже знал чего.
— Успокойте Джи, — перерожденный спешно передал ребенка удивленной девушке. — Я должен навестить Мито-сама.
И, не сказав больше ни слова, Сенсома выбежал из поместья и побежал к центру деревни.
— Черт, как неудобно, что я не могу использовать чакру, — пыхтел он. — Эй, Биджу, ты же не собираешься вырываться из моего тела и все крушить?
— АРГХ!..
Не буди во мне зверя
Улица рядом с домом Первого Хокаге была совершенно пуста, но дело было не в плохой погоде, или, например, всеобщей занятости, а в давящей яростной чакре, разливающейся вокруг.
Чакре Биджу.
Даже Сенсома, не способный на данный момент использовать свою чакру, почувствовал силу ярости Девятихвостого, запертого в Мито. Он смутился всего на мгновение, но тут же взял себя в руки и побежал дальше, беспокоясь о том, что сам сможет вскоре стать источником подобного давления.
Узумаки ждала его на пороге, одетая в домашнее с небрежно наброшенной на плечи курткой. Ее волосы находились в легком беспорядке, макияжа не было, а нижняя губа была изрядно искусана, однако взгляд зеленых глаз был полон сосредоточенности и уверенности.
— У нас проблемы… — выдохнул Сенсома, только добежав до женщины.
— Я знаю, идем, — она внимательно осмотрела парня и, удовлетворившись, резко развернулась. — Цунаде я отослала, а Хокаге предупрежден. Здесь мы все и проведем.
— Проведем?
Мито не ответила, сбрасывая, на ходу, куртку с плеч прямо на пол и быстро складывая печати. Сенсома увидел, как на стенах, потолках и полу дома разгораются рисунки фуиндзюцу. Без лишних слов, Мито подошла к массивному люку в полу и одной рукой, рывком, открыла его. Ее чакра взбушевалась на мгновение, и женщина раздраженно выдохнула. Тяжелый металлический люк, закрывающий собою вход в подвал, обычному человеку открыть было невозможно — даже тренированный Сенсома сходу определил, что в нынешнем состоянии не смог бы этого сделать, а это значит — Мито напитывала тело чакрой, когда открывала.
А Девятихвостый в ее теле пытался этим воспользоваться.
— Лис чувствует Треххвостого, — пояснила женщина, спускаясь в подвал. — Он чует собрата и рвется, будто пес на цепи. Думаю, он хочет воспользоваться тем, что я буду отвлечена усмирением твоего демона. Хочет вырваться на свободу. Но у него не выйдет.
— Это… обнадеживает, — Сенсома не сомневался в силе Мито — если она говорит, что Лису не выбраться, то это так. — Но что насчет меня? Биджу… говорил со мной.
— Говорил? — вопрос прозвучал немного резче, чем должен был. — Что?
— Я… — Сенсома запнулся, прекрасно понимая, что всей правды Мито знать не стоит. — В общем — я думал об одной технике, и он… ну… оставил что-то вроде комментария. А потом затих, но… знаете, издавал звуки. Что-то вроде вздохов.
— Занятно, — Мито задумчиво провела тонкими пальцами по рисункам на стене. — Это может многое изменить…
Ничего больше не говоря, она ускорилась,