Вокруг головы намотали повязку, поддерживающую подбородок. Голову Райер неудобно свесил набок, стараясь не зацепить плечо, и закрыл глаза. Главе Хоёну даже на миг показалось, что он спит, но гримаса, пробежавшая по лицу парня, показала, что нет, не спит.

– Оставьте нас, – сказал, когда следователь Риз открыл перед ним решетку.

Каждый раз он рисковал, оставаясь наедине с сыновьями. А с сыновьями, которым предъявлено обвинение – тем более. Родственные связи считались недостатком, нежные чувства следовало искоренять. В рядах гвардии нет места отцам, детям и их отношениям, они были лишь гвардейцами и никем более.

– Райер, слышишь меня? – Донатан остановился у стула. Говорил тихо, чтобы его слова было не разобрать тем, кто решится подслушать. Райер открыл ярко-синие глаза и что-то промычал. Конечно же, хотел узнать о Джуне, места себе не находил. – Его остудили. Он жив.

Во взгляде Райера отразилась безмерная благодарность за весть. Он судорожно выдохнул и тут же скривился от резкой боли. Замер, быстро заморгав. Его отец присел, чтобы расстегнуть цепь, но Райер опять замычал. Просил не трогать, иначе за милосердие главы отыграются на нем. Донатан понял. И еще обнаружил, что заключенный весь трясется.

Райер замерз. Он не Джун, который может собой обогреть камеру. В мокром от крови мундире, который ему сознательно забыли сменить на что-то более сухое, без возможности согреться в движении оставлен в холодной камере. Наказание уже началось и дальше будет только хуже.

– Знаешь, что самое тяжелое? – прошептал глава Хоён, дотрагиваясь до ледяной руки Райера. – Смотреть на вас. Безучастно наблюдать со стороны, потому что сделать я ничего не могу. – Райер заметно напрягся, вслушиваясь в слова. И его начало колотить еще сильнее. Донатан сжал его пальцы в безуспешной попытке согреть. – Если я скажу хоть слово – больше я вас не увижу и ничего не узнаю. Глава гвардии – всего лишь марионетка.

Глаза Райера заблестели, когда он поднял голову. Неверием в то, что услышал. Хотел бы знать, говорит ли глава Хоён с ним искренне либо это часть хитроумного плана следователей – чтобы он расчувствовался и выложил все сам заботливому отцу. Решил отталкиваться от худшего и снова замкнулся.

– У тебя изъяли нолин. И ты поил его амилазиумом. Как часто они требовались Джуну? – спросил Донатан. Райер молчал. – Просто кивни мне. Больше года? – Райер делал вид, что он в камере один, отчего Донатан начал заметно нервничать. – Мне нужно знать, как долго он принимает наркотики… Райер…

Райер желал, чтобы отец исчез. Он сбивал его с толку голосом, полным тревоги. И большими теплыми руками, в которых спрятал его собственные заледеневшие ладони, которые понемногу начали отогреваться. И это было так приятно, человеческое тепло рядом и забота, что вконец уверился в очередной психологической пытке. Отдернул свои руки насколько позволяла цепь, чтобы не касаться главы, и мотнул головой в сторону выхода, прося покинуть камеру.

Донатан в который раз обернулся на решетку, служившую дверью в камеру, но уходить не спешил.

– Ты понимаешь, что тебе снимут блок? – Райер показал, что понимает. Отец продолжил: – И узнают все, что ты скрываешь. – И это Райер знал. И то, что ничем помешать не сможет – тоже сознавал. Но мог в процессе хорошенько измучить психоделика, которого к нему приставят. Тут же представил на его месте Джуна и невольно сжал зубы. Заскулил, расслабляя челюсть, повязка окрасилась свежей кровью.

– Перестань сейчас же жать свои чертовы зубы, пока тебе еще пластину не прикрутили на шурупы! – прошипел глава Хоён. И крикнул уже громче, чтобы расслышал тот, кто напрягал слух за стеной: – Инспектор Риз!

Инспектор тут же возник в поле зрения. Бледный красивый мужчина с резкими скулами и широким ртом, по большей части сжатым в полосу. Кроме глаз у него также перемешались цвета в волосах, удлиненные темные и светлые пряди в беспорядке спускались ниже ушей. Он был прекрасен. И холоден, как статуя. Известен своей жестокостью, лучшего следователя для оступившегося гвардейца не могли подобрать. Донатан с удовольствием бы судил его самого, методы инспектора Риза едва не пересекали границу допустимого. Но он все же был осторожен, демон с голубым и карим глазами.

Глава гвардии указал на заключенного.

– Развязать, обезболить и переодеть.

Дайтор Риз посмотрел на вытянутого дугой Райера так, словно не понимал, чем его не устраивает его настоящее положение. Но возразить главе в отличие от анатомиков не посмел.

– Да, глава Хоён, – ровно проговорил и сделал движение назад.

– Постойте, инспектор, – остановил его Донатан. – Снимите для начала цепи.

Пять минут провозился Дайтор Риз с кандалами и цепями под пристальным взглядом главы Хоёна. И когда он ушел за сменной одеждой и медикаментами, Донатан на несколько секунд прислонился к стене камеры, тяжело дыша. Потом придержал сползающего со стула Райера.

– Сейчас сможешь отдохнуть, – шепнул он сыну и провел рукой по его грязным волосам. – Глупый упрямый мальчишка.

* * *

Джун не пришел в себя ни спустя десять дней, ни через двадцать. Лежал на столе в той же позе, в которой его перекинули с носилок. Только дышал уже носом самостоятельно: трубку из горла вынули, разрез зашили. Температура его тела держалась на одной отметке, зрачки не реагировали ни на свет, ни на воду, которой Хейлис иногда промывал ему глаза. Кисти заживали плохо, истощенный организм не справлялся с поддержанием жизни и с заживлением одновременно.

Райер в своей камере ждал редких посещений отца, чтобы узнать о состоянии брата. И постоянно мерз, кутался в одеяло, брошенное Ризом на пол как тряпка собаке. Пальцы на одной руке, отбитые все тем же следователем, когда цеплялся за решетку, выглядывая, кто шел по коридору, опасно потемнели и покрылись гнойными язвами. При отце Райер всегда держал правую руку накрытой, в противном случае Дайтор Риз обещал сделать то же самое с его ногами.

Иногда думал о Таймине Криде – удалось ли ему скрыться? Глава Хоён как-то обмолвился, что при обыске в квартире ректора обнаружили три шприца с нолином. Теперь ректора будут загонять как дичь по всей стране. Глава хотел узнать, кто такой ректор на самом деле и правду ли сказала Верена, что он психоделик. Райер отказался отвечать и даже думать о Таймине. Тиса Верена подставила их всех.

Что с ней самой произошло – он не знал. И глава Хоён не говорил. Достаточно ли оказалось протокола допроса, чтобы судить ее – Райер очень надеялся, что да.

– Хамир. Хамир! Очнитесь уже, инспектор!

Громкий окрик пробился в уши, Райер с трудом сел в койке. Камера