были готовы, портной пообещал прислать мой новый наряд следующим вечером. Я кивнула, даже не вслушиваясь в его восторженную болтовню о том, какая это честь для него, принять заказ от такой высокородной семьи.

Я задумалась над предупреждением отца, высказанного устами сервитуарии. Чего можно было бы добиться от меня? Я не унаследую фамилию, не стану адмиралом или главной торговых картелей. Я не помогу повлиять на решения отца или старшего брата, ровно, как и не могу выдать никакой ценной информации. По крайней мере той, которую бы не знали графы и виконты. А потому я ничуть не разделяла тревоги Эстебана и Софии, которая уже напоминала болезненную паранойю, чем простое волнение за мое благополучие.

Теперь, когда экипаж Лоуренса несся на окраину Нобилиума, в сторону гавани, мне становилось не по себе. София то и дело поглядывала на нас с Каталиной, будто пытаясь что-то сказать нам этими короткими беспокойными взглядами. Я старательно не обращала внимание на наставницу, а подруге и этого делать не нужно было — она мерно посапывала, уперевшись лбом в стекло. Вчера вечером она была на очередном выступлении, которые проходили с завидной регулярностью с момента ее дебюта, и теперь наверстывала часы сна прямо перед приемом. Как она умудрялась совмещать и занятия с Софией, и обучение в консерватории, и выступлениями от Коллегии Бардов, и при этом еще и про свои обязанности моей фрейлины не забывала — мне было сложно вообразить.

Наставница старалась лишний раз не общаться с Андо без надобности, и такое взаимное игнорирование устраивало их обеих. В тот же вечер, после выступления, Каталина вернулась домой как ни в чем небывало, извинилась перед Яном за то, что заставила того волноваться, а с сервитуарией сухо поздоровалась. Я вернулась раньше подруги, и рассказала сестре Софии про частные занятия по музыке и вокалу и получение рекомендаций к зачислению в Коллегию. Женщина внимательно выслушала меня, поблагодарила, но перед Каталиной так и не извинилась. Впрочем, и не упрекала девушку по поводу и без, а той и этого было достаточно — никогда она раньше не воспринимала наставницу всерьез.

Порт при районе знати был небольшой, по сравнению с рыночным, зато с лихвой покрывал ее величием пришвартованных кораблей, мерно качающихся на стальных волнах незамерзающего залива, навевая забытое чувство спокойствия. Но поместье семьи Арелан выделялось на фоне остальных, заполучив не только прекрасный вид на водные просторы, но и собственный причал, на котором сейчас возвышалась «Королева волн», прекрасная каравелла семьи Арелан. Сине-красные паруса были собраны, на мачтах гордо развивались украшенные серебряной чайкой флаги.

— С праздником Единения! — радостно поздравила нас Бьянка чуть ли не у самых дверей, как только слуги сопроводили нас к парадному входу. Облачена она была в кремовое легкое платье, покрыв плечи плотной шалью. И как только ей было не холодно в таком виде? — Пусть Император дарует мир и процветание вам, как когда-то даровал его нашей стране.

— И да будут все наши помыслы обращены к свету Имперских Истин, дабы сохранить его великое наследие, — сразу же отчеканила я формальный ответ на поздравление.

Бьянка сильнее укуталась в шаль, которая, казалось, совсем ее не грела, и любезно вызвалась показать нам усадьбу. Дом был обставлен по-веассийски, с большим количеством изысканной мебели с мягкой бархатной обивкой, лакированными столами, шкафами и тумбами, плотными шторами поверх высоких окон и выкрашенными в светлые цвета стены с деревянными перегородками. Отчего-то почудилось на мгновение, что меня вырвали из Столицы и перенесли домой, в такие родные коридоры и переходы. Если бы только не непривычная белизна за окном да зябкий холод, пропитавший камень насквозь.

Бьянка была отчего-то очень весела и на удивление разговорчива. Она то и дело делилась впечатлениями о прошедшем триместре и переживаниями о предстоящих экзаменах, словно бы рядом шел какой-то другой человек, а не скованная стеснительная девочка, которая ни с кем не решалась заговорить в Академии.

— Я так рада, что у нас гости, — сказала юная виконтесса. — Люблю, когда в доме много людей, сразу так уютно становится… Я в Столице уже полгода, и за все время тут только гранд-ма со своей свитой пребывала пару раз.

— По тебе не скажешь, что ты любишь шумные компании, — озадаченно сказала я, хотя сияющие лицо веасийки не давало повода усомниться в ее искренности.

— Я посторонних боюсь, — призналась та. — Да и гранд-ма строго-настрого наказала не водить дружбы с другими Домами. Мол, еще что-то не так скажу или сделаю, придется еще расхлебывать за мной…

— И все же пришлось, — позади послышался строгий голос, заставивший нас обернуться.

Луиза Арелан собственной персоной, как обычно, уверенная в себе, навевающая трепет одним свои острым, пробирающим до костей не хуже холода, взглядом, она величественно шагала прямо к нам.

— Гранд-ма, — Бьянка тут же растеряла всю свою энергичность, съежилась, не смея поднять на бабушку взгляд. Все присутствующие склонились перед старой маркизой.

Для своих лет, — а она приходилась почившему задолго до моего рождения дедушке Эрнесту старшей сестрой, — сухая жилистая женщина двигалась на удивление твердо, и каждое движение вызывающе кричало о властности старухи. Даже семенившие за ней фрейлины выглядели куда не увереннее своей госпожи.

— Сеньорита Камилла, мадмуазель Каталина, — голос ее, хоть и был лишен старческой зыбкости, все же звучал сухо и гортанно, оттого Луиза Арелан предпочитала говорить прямо и по существу. Наверное, если бы она отказалась от табака, хрипоты и вовсе бы не было. Но все же тонкая длинная серебристая трубка и едко-горький запах крепкого табака были неизменными спутниками Луизы, сколько я ее помнила. И вот сейчас она коршуном внимательно оценивала присутствующих, делая глубокую затяжку.

Каталина нахмурилась. В который раз Луиза обращалась к ней без полагающегося по статусу фрейлины уважительности — Арелан всегда находила изящный способ оскорбить человека. Софию же, однако, старая сеньора упорно игнорировала.

— Рада видеть вас в полном здравии, сеньора, — я не смела поднять голову.

— Все отказываешься звать меня гранд-ма? — старуха усмехнулась. — Это, знаешь ли, разбивает мое старческое сердце. Подыми голову, дитя, что ты склонилась, как ива под ветром.

Глаза Луизы скользнули, оценивающе рассматривая меня и насупившуюся Каталину.

— Как давно мы с тобой виделись в последний раз, Камилла? Года полтора назад?

— Два, сеньора, — поправила София, на что получила колкий взгляд выцветших карих глаз.

— Кажется, Камилла и сама в состоянии ответить, сестра, — вкрадчиво произнесла она. — Я же не вас спрашиваю?

— На празднике весенних волн два года назад, сеньора, — отозвалась я, когда все вокруг напряглись, почувствовав накалившийся воздух между сервитуарией и маркизой.

— Точно,