Его охватила внезапная дрожь. По нему прошла волна возбуждения – захотелось говорить, кричать… Он чувствовал, как к лицу приливает кровь. В глотке пересохло. Рука его задергалась – она шла вперед резкими короткими рывками и не подчинялась его воле.

– Это наследование… это нследванье… нследванье… – бормотал он, заикаясь. Он схватил Генри за плечо и дико тряс его. Кружилась голова, Юстас продолжал заикаться и не до конца понимал, что говорит, что пытается сказать – однако знал: этому человеку нужно сообщить что-то очень, важное… Лихорадочные, путаные, бессмысленные слова вырывались у него изо рта. Вдруг от отнял руку от плеча Карра и попытался пройти к двери, но ноги не слушались – Юстас зашатался и рухнул на стул. С минуту он сидел на нем, заламывал руки, непрестанно бормотал какую-то несуразицу, лицо его раскраснелось и было почти неузнаваемо. И вдруг он обессилел, повалился на спинку стула. Безумный словесный поток перешел в шепот – и затих.

Генри Карр с облегчением вздохнул и принялся протирать очки.

– Боже, Юстас, ну и напугал же ты меня вместе со старым Кристендемом, – сказал он. – Уже подумал, что ты начнешь болтать до того, как я буду готов к последнему действию. Когда присяжные вызвали Кристендема… ужас. Ну в любом случае это собьет их с толку. «Самоубийство подозреваемого», «принял тот же яд, которым отравил свою жертву». Ты понимаешь, что только что проглотил гран скополамина, Юстас? Я боялся, что ты почувствуешь вкус даже такой маленькой дозы, но ты молодец – залпом проглотил и глазом не моргнул.

В ушах Юстаса стучала кровь, он слышал какие-то – слова, которые ничего для него не означали. Взор постоянно застилала тьма. Сквозь нее он видел смутное, вглядывающееся в него странное лицо, – это была маска, что парила в мерцающем мираже сна.

– Ты был чрезвычайно полезным инструментом в моих руках, Юстас. Освободил меня от тысячи проблем.

Генри Карр зажег сигарету и глубоко затянулся.

– Мне жаль, что тебе приходится умирать, но оставлять тебя в живых было слишком опасно. Твое самоубийство – это лишь отвлекающий маневр. Обо мне забудут, даже зная о порядке наследования. Страшно повезло, что этот твой мистер Гамильтон смылся отсюда сам. Хотя, кажется, я и так убедил тебя его выгнать… Ну зато у меня есть время подчистить следы.

Карр нагнулся и оттянул нижнее веко умирающего: зрачок сильно расширился; на прикосновение не реагирует. Карр встал, прошел в буфетную, где промыл и вытер стакан. Затем вернулся и поставил его в сервант. Потом он протер графин и стакан Юстаса и, придерживая их обернутыми в платок руками, прижал к безвольным ладоням своей жертвы.

– Возможно, кто-то видел, как я входил сюда вместе с тобой, но ты, очевидно, принял яд уже после моего ухода. Повезло, что детектив рассказал об этой конфете – они решат, что из-за этого ты со всем и покончил.

На стол рядом с графином была поставлена маленькая стеклянная баночка, наполовину заполненная белыми кристалликами.

– Спокойной ночи.

Карр в последний раз осмотрелся, пошевелил осунувшегося человека на стуле. Никакой реакции. Юстас проспит еще час или два, может быть, три, но уже никогда не проснется.

В коридоре Генри Карр надел свою шляпу, затем открыл дверь на лестницу, обернулся и сказал:

– Меня не надо провожать, отдыхай, старик. Главное, не волнуйся. Увидимся утром.

А потом захлопнул дверь и, довольный своим мастерски сделанным последним мазком, спустился вниз. Скорее всего, пользы в этом никакой не было, но как знать? У стен есть уши.

Когда он вышел из подъезда, на улице уже стемнело. Полиции Карр не видел, но понимал, что до следующего заседания коронерского суда за Юстасом вполне могут следить. Ему пришлось пойти на этот риск. В любом случае, когда о смерти Юстаса станет известно, он скажет, что отправился вместе с ним к нему домой, обсудил заседание и покинул его, оставив в дурном расположении духа. Именно так – ведь если никто не найдет Юстаса еще умирающим или сразу после смерти, вполне естественно будет допустить, что он принял скополамин сразу после того, как ушел его адвокат.

Основная же прелесть всей этой истории в том, что Юстас сам был врачом. Как сказал сэр Халберт Лэмюэл, доктор может с легкостью заполучить скополамин, а для непрофессионала такое практически невозможно. Он сам получил яд от врача, но тут все было проще простого: его клиент, врач, умер, и Генри пришлось закончить кое-какие его дела. Бумаги и имущество покойного оказались легко доступными, так что удалось достать баночку скополамина гидробромида из шкафа с лекарствами. Прошел уже год, если не больше – теперь отследить происхождение яда невозможно.

В вагоне метро до Ватерлоо царила суматоха. Из-за шума невозможно было сосредоточиться на собственных мыслях, зато на пригородном вокзале Генри удалось купить билет в вагон первого класса. После пика ежедневной суеты, когда народ ломился в поезда после работы, прошел уже целый час, однако и сейчас вагоны третьего класса были целиком заполнены пассажирами. Он почти никогда не брал билеты в первый класс, но сегодня был особый случай – сегодня Генри вполне заслужил такую роскошь.

Поезд медленно отошел от длинной платформы, и Генри Карр со вздохом облегчения откинулся на удобную спинку сиденья. Он был благодарен судьбе за многое. Последние месяцы были напряженными донельзя, а сегодня Генри ходил по самому краю пропасти, но сумел вырваться из опасной ситуации. Что ж, теперь игра почти подошла к концу, и вскоре они с Джулией смогут спокойно пожинать плоды наследства, отвоеванного с большим трудом.

Конечно, беды Генри начались задолго до этих трех месяцев. Три месяца – всего лишь кульминация событий. А начались они вскоре после войны, когда его с партнерами дела пошли уж слишком хорошо, все было легко – они расслабились, а вскоре были пойманы с повинной. Именно тогда, гордо говорил себе Генри, он и показал, из какого теста сделан. Пресс застрелился, Ортон сбежал, а он остался держать ответ. И не только ответил по достоинству, но еще и избежал обвинения; он пожертвовал всеми своими сбережениями, чтобы компенсировать убытки пострадавшим клиентам, и они поверили ему – в то, что Генри и сам невинная жертва преступлений, совершенных его партнерами. Конечно, в финансовом смысле он потерпел абсолютный крах, но зато сохранил свой профессиональный авторитет, получил шанс начать все заново и с помощью упорной Джулии сумел организовать свое личное дело. Это было ужасно тяжело, скучно и утомительно: угнетенный на работе всем и вся, Генри