к самому стеклу, откуда струился тёплый свет, и увидела большое помещение, сплошь уставленное стульями и столами, на которых было полным-полно еды. За ближайшим столиком сидела довольная сытая парочка.

Больше всего ворону привлекла обглоданная куриная ножка, оставленная на тарелке.

Птица знала, что такое стекло, и всё-таки ей почему-то показалось, что вот сейчас кто-нибудь возьмёт с собой ножку и выбросит её на тротуар. Возбуждённая от этой мысли, ворона даже потёрлась клювом о снег, словно готовясь к трапезе. Но вот к столику подошёл неизвестный человек и, спросив что-то, унёс тарелку. «Моя еда! Как они могли отдать этому подхалиму мою кость?!» – от возмущения ворона подпрыгнула на месте.

Так ничего и не получив, она, превозмогая усталость, полетела дальше…

Почти вся ночь ушла на то, чтобы найти жалкие остатки пищи.

Незадолго до рассвета Чёрная Стрела, отчаявшись, приняла решение вернуться в гнездо, в котором родилась. Возможно, родители узнают её и поделятся запасами. Ещё вероятнее, что её встретит соседская стая и в лучшем случае прогонит прочь. А в худшем – её ждёт голодная смерть и вечный холод.

Мечтая о хлебной корке, она врезалась в серую мглу и полетела сквозь хлопья густо падающего снега.

Скоро Чёрная Стрела начала узнавать места, где впервые совершила полёт.

Она вспомнила, как держалась точно за отцом, боясь свернуть в сторону. Как в ветвях тополя играли её братья и как они погибли из-за куриной кости. Птица вспомнила даже, как в начале осени человеческие детёныши, щебеча, словно воробьи, шли в кирпичный дом, и мать говорила ей, что половину своей жизни люди учатся, но никто из них так и не научился летать.

С тех пор, казалось, она прожила целую жизнь, потому что, вынужденная постоянно выживать, считала каждую минуту.

Теперь возле кирпичной школы, на дороге, где некогда погибли под колёсами её братья, страшная машина с красным крестом выла и сверкала разноцветными огнями. Суетились двуногие, но в темноте было не разглядеть, что там произошло.

Увлечённая зрелищем, Чёрная Стрела на мгновение забыла о том, чему учил её Кровавый Клюв: огни обманывают, они отвлекают тебя и сбивают с пути…

Внезапная острая боль пронзила правое крыло, в глазах вспыхнули искры. Мир завертелся. Страшная сирена заголосила громче.

Ворона жалобно вскрикнула и, падая вниз, разглядела блеснувший стальной провод, на который она наткнулась.

Кое-как пытаясь планировать, она слишком быстро приближалась к земле. Из горла вырвался жалобный писк, словно она снова стала птенцом.

Не в силах преодолеть земное притяжение, птица рухнула в кучу замёрзшей листвы.

Темнота обняла её. И Чёрная Стрела решила, что умерла.

Озеров

Хотя каждый день в школе был непредсказуем и отличался от предыдущего, всё же были в жизни учеников моменты, регулярно повторяющиеся.

Утром, например, на первом этаже гимназии всегда царили сутолока и суета. Сегодняшний ранний час не был исключением.

Озеров пытался протиснуться сквозь плотные ряды школьников, толпившихся, чтобы почесать языком. Каждый день дежурные учителя гнали их на верхние этажи, но ученики, сняв верхнюю одежду и расслабившись в тепле, собирались в проходе в гудящие группы, забывая о том, что создают давку.

Самое обычное утро… Только со вчерашнего вечера, когда они с Агатой возвращались из гостей, Озерова так и не покинуло щемящее чувство затаившейся в темноте опасности, грозно надвигающейся беды. Он пытался объяснить это состояние тем, что привык к проделкам своих учеников и уже не может не ждать от них очередных конфузов.

Но было нечто едва уловимое, нервное, витающее в воздухе, что чувствовалось именно сегодня среди детей и взрослых. Все они казались неповоротливыми, медлительными и скованными в движениях. Хотя, вероятно, Кирилл просто не выспался…

Озеров едва держался на ногах: утром он с трудом поднялся с кровати, простуженный и разбитый.

Предыдущим вечером они с Агатой так и не успели на метро. Останавливать попутный автомобиль, к облегчению Озерова, который не любил быть пассажиром, особенно с неизвестным водителем, им так и не пришлось. Спустя всего полчаса за ними приехал отец Агаты – Матвей Сергеевич.

Раньше Кирилл по возможности избегал встреч с ним. Некоторые трагические события, о которых молодой человек не любил вспоминать, всплывали в его голове при этих встречах.

К тому же именно этот человек, пускай косвенно, послужил причиной их расставания в юности.

Но, увидав высокую сутулую фигуру отца Матвея, вышедшего из машины, его длинные, начинающие седеть волосы и печальные детские глаза, Озеров с удивлением обнаружил, как сильно скучал по нему.

«Улицы – сплошной лёд, я толкнул машину от подъезда, и она приехала к вам, – сказал Матвей Сергеевич, потирая ладони. – Когда только выпадет снег?»

Сколько Кирилл помнил его – несмотря на извиняющийся задумчивый взгляд, отец Матвей всегда говорил что-нибудь такое, что могло развеселить собеседника. Его юмор так не шёл к его внешнему виду и положению, был таким непредсказуемым, что Озеров каждый раз диву давался, замечая, что снова, находясь рядом с ним, улыбается до ушей.

Кирилла с юных лет интересовала необычная судьба Матвея Сергеевича, который много лет был военным инженером, а потом вдруг стал священником. Только потом Озеров понял, что окружающим лишь казалось, что это случилось «вдруг». Агата рассказывала, что выбор этот совершался многие годы.

Озеров смутно помнил короткий эпизод, произошедший, когда он мальчишкой играл во дворе.

Был солнечный день, и Кирилл, резвясь, бежал к качелям, но неожиданно перед ним возникла громадная фигура в чёрном. Мальчик остановился и удивлённо уставился на невероятно высокого человека, которого обычно видел в военной форме, а теперь – в тёмной рясе.

Кирилл узнал его, но всё-таки спросил:

– Кто вы?

Высокий человек сощурился от солнца и улыбнулся.

– Твой сосед.