– Кто вы такой? У вас нет никакого права…

– Обвинитель прав, – сказал судья, внимательно глядя на вновь прибывшего. – Но, как бы то ни было, вы можете располагать важной информацией. Кто вы?

И опять: настроение в зале. Атмосфера сгустилась окончательно. Воздух, казалось, можно резать ножом.

Все уставились на новоявленного свидетеля в ожидании ответа. Зрители, члены суда, даже секретарша. Тедди показалось, что он где-то видел этого человека.

– Меня зовут Матс Эмануэльссон. Я отец обвиняемого. В доме в Вермдё вместе с Беньямином был я.

Только сейчас Тедди понял, почему он не узнал Матса сразу. За эти годы Матс немало поработал, чтобы изменить свою внешность.

Магнус Хассел не особенно любил свою работу, но и нельзя сказать, что не любил. Работа была о’кей, а главное – очень и очень плодотворная. В смысле: приносящая богатые плоды в виде денег. В прошлом году – пятнадцать миллионов с рекордно низким налогом. Плюс еще миллион на туда-сюда транзакциях через санкт-петербургскую контору «Лейонс» – вообще без налогов.

Закон о налогах принят, чтобы им пользоваться, не так ли?

Но в глубине души ему хотелось стать совсем другим адвокатом.

Драматизм в зале суда, градус азарта, к которому он даже не приближался – сколько бы ни вел труднейших финансовых переговоров с адвокатами немецких финансовых воротил.

Когда ему доложили, что Эмили Янссон игнорировала его предложение отказаться от роли адвоката по уголовным делам, он растерялся. Тут же вызвал Андерса Хенрикссона и Алис Стрёмберг, и не успели они закрыть за собой дверь, начал орать так, что, наверное, даже в приемной было слышно.

– Может, хоть кто-то из вас объяснит, что происходит?

После двух чашек чая и пары таблеток бета-блокатора он немного успокоился. Но ярость не убывала, хотя теперь он держал ее в узде.

– Не думаю, чтобы Эмили была с нами согласна по всем пунктам, – Алис старалась говорить как можно мягче, выбирая слова. – И мне не показалось, чтобы она что-то нам обещала. Но суд, в котором она должна выступать, насколько мне известно, не отменен. Я туда звонила. Она пока не отказалась защищать подсудимого.

Магнус махнул рукой – все, спасибо. Хочу остаться один.

Он не привык, чтобы сотрудники так себя вели. Очень странно все это.

И решил отправиться в суд – посмотреть спектакль своими глазами.

Впервые после студенческой практики он присутствовал на уголовном суде. Парадокс: один из ведущих юристов страны ни разу за всю свою профессиональную жизнь не был на заседании суда. Какие-то дела, конечно, решались и в суде, но это были арбитражные суды, и атмосфера, как правило, была неформальной, если не сказать домашней.

А здесь – особый мир. Заблудившиеся зрители, вертящие головами в поисках указателя, как попасть в нужный зал, секретари с пачками актов и толстенными книгами свода законов. И, конечно, стороны: трагические шахматные фигуры в еще не начавшейся партии.

Интересно все это. И в какой-то степени увлекательно.

Единственное, что грызло, – он теряет примерно семь тысяч крон в час, пока тешит свое любопытство. И что Эмили его обманула.

Он сел в самом заднем ряду. Секретарша снабдила Магнуса обвинительным заключением и выборочными материалами следствия. Нет сомнений – тяжелый случай.

Тяжелый случай, Эмили Янссон!

Ему очень хотелось, чтобы она проиграла процесс.

И очень скоро стало ясно: все к тому и движется. Обвинитель действовала безошибочно, проанализировала доказательства спокойно и основательно. Не упустила ни одной мелочи. Когда пришла очередь Эмили, она начала что-то говорить насчет кровавых следов в прихожей, что нет уверенности…

Это никуда не приведет.

Магнус ушел на ланч первым – ему не хотелось встречаться с Эмили до окончательного решения суда.

Но во второй половине дня произошло нечто неслыханное. Такое встречается только в уголовных судах. Мало того – даже в уголовных почти никогда не встречается. Магнус, во всяком случае, не слышал. Буквально из ниоткуда явился какой-то очкарик и стал утверждать, что он отец обвиняемого. И настаивать, чтобы ему разрешили свидетельствовать. Поразительно!

Обвинитель, естественно, запротестовал. Эмили Янссон смотрела на внезапно объявившегося свидетеля, как будто увидела привидение. Но Магнус все равно не был уверен, что она не спланировала этот эффектный номер. Она не только подающий большие надежды юрист, но и отличная актриса. Так сыграть! Вроде бы она удивлена не меньше остальных.

А может, и вправду удивлена.

Через несколько минут Эмили попросила сделать перерыв. Взяла человека, утверждавшего, будто он и есть Матс Эмануэльссон, и повела его в отдельную комнату.

Через час они появились в зале.

– Защита настаивает на привлечении Матса Эмануэльссона в качестве свидетеля.

Обвинитель Анника Рёлен хотела что-то сказать, но судья ее опередил:

– На каких основаниях?

Эмили подготовилась к этому вопросу.

– Он должен свидетельствовать о своих наблюдениях касательно событий в доме в Энгсвике, Вермдё, 15 и 16 мая этого года, подтверждающих невиновность Беньямина Эмануэльссона в смерти Себастьяна Матуловича.

Никто и никогда не видел выдержанную и собранную Аннику Рёлен в такой ярости. Она чуть не брызгала слюной.

– Ваша честь, господин председатель суда, это абсолютно неприемлемо! Стратегия защиты, основанная на эффекте неожиданности, не дозволена согласно уложению о судопроизводстве. Мы обязаны отклонить требование защиты о допросе этого свидетеля.

– Ваша честь, господин председатель, – сказала Эмили спокойно. – Уверяю вас: я не имела ни малейшего представления, что Матс Эмануэльссон явится на суд и пожелает свидетельствовать. Если бы знала – не сомневайтесь, я бы указала его в списке свидетелей заранее.

Судья заметно растерялся. Начал вертеться в кресле. Обвинитель продолжала свою гневную тираду – говорила о безответственном ведении процесса, об очевидной неопытности адвоката.

Эмили изо всех сил старалась сохранить спокойствие.

– Мой подзащитный обвиняется в тяжком преступлении. В убийстве. Он настаивает на своей невиновности. Защита обращается к суду с просьбой выслушать единственного свидетеля, который мог бы подтвердить невиновность Беньямина Эмануэльссона. Не дать ему такой возможности, с моей точки зрения, было бы грубой судебной ошибкой, ставящей под сомнение беспристрастность уголовного суда. И не только судебной. Это было бы непростительной этической ошибкой.

– Хватит, – простонал судья. – Объявляю перерыв. Мы должны дать юридическую оценку вновь возникшим обстоятельствам.

Через два часа все расселись по местам.