***

Некоторое время спустя Гереон сидел на совещании, как на раскаленных углях. На нем, как и ожидалось, не прозвучало никакой новой информации. Зеленский после свидетельских показаний школьников сразу стал подозреваемым в преступлении, но, к сожалению, уже тоже в качестве трупа. Розыск Фалина пока ничего не дал – так же, как и прочесывание хвойных лесов, которое проводилось большими силами. Не говоря уже о расследованиях в «Беролине». Люди Красного Хуго были непробиваемы даже под угрозой физической расправы. Рат с трудом слушал выступления, и столь же тяжело ему дался собственный отчет о безрезультатном обыске в «Делфи». Тем не менее Геннат хвалил его за то, что он накануне нашел главных свидетелей. Но Гереону все это было безразлично, и даже присутствие Шарли оставляло его сегодня безучастным. Больше всего ему хотелось сейчас ворваться в кабинет Бруно Вольтера, схватить его за горло и трясти до тех пор, пока этот негодяй не выложит, наконец, всю правду.

Вместо этого он сразу после совещания остановил Эрнста.

– Если вы хотите пожаловаться на ваше сегодняшнее задание, забудьте это, – сказал Будда. – Проступок требует наказания.

– Нет, господин советник. Я о другом. О старшем комиссаре Вольтере. Он работал когда-то в инспекции А?

– А вы основательно изучили дело! – Геннат кивнул и, казалось, задумался. – Это, по-моему, была одна из его последних операций у нас. Перед несчастным случаем.

Несчастный случай! Рат насторожился. Шеер тоже говорил о каком-то несчастном случае.

– Что за несчастный случай?

– Вы ведь были коллегами по отделу. Разве он вам ничего об этом не рассказывал? Хотя, вообще-то, меня это не удивляет. Неприятное дело. – Эрнст отвел подчиненного в сторону. – Бруно Вольтер – один из лучших стрелков Берлинской полиции. Раньше он работал инструктором на стрельбище.

– Я знаю. И тем не менее его использовали для работы в инспекции А.

– Конечно. Он всегда был сотрудником криминальной полиции. Именно как человек с особыми навыками. Если вдруг где-то возникала опасная ситуация, если нужен был человек, который умел хорошо стрелять, то использовали Вольтера. На войне он был снайпером и к концу войны служил в специальном подразделении.

– Разве не должен сотрудник полиции, по возможности, избегать применения огнестрельного оружия? Ведь существует служебная инструкция или я ошибаюсь?

– Для этого мне не нужна служебная инструкция, мой дорогой Рат. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем ненужную пальбу. Именно поэтому важно иметь кого-то, кто знает, что делает.

– А Бруно Вольтер – это именно такой человек?

– Да. Он всегда был спокоен, независимо от того, какой хаос творился вокруг него. Иногда было достаточно одного выстрела, и дело было завершено.

– А преступник мертв…

– Вольтер во время своей службы в полиции не убил ни одного человека. Он только лишал этих мерзавцев, которые размахивали оружием, боеспособности. И делал это очень точно. Это больше напоминало хирургическое вмешательство, чем простой выстрел. Простреленной рукой ты уже не выстрелишь – это так просто! И мои люди могли потом спокойно брать жалобно стенающих героев с пистолетами.

– А несчастный случай?

– Это была трагедия. Это случилось не во время операции. Это понял бы каждый, кто находился рядом. Нет, это было на стрельбище. Он попал в молодого курсанта-полицейского. Юношу звали Тиз, если я не ошибаюсь. Он был лучшим стрелком выпуска. Было очевидно, что он работал вместе с Вольтером на стрельбище.

– И что произошло?

– Обстоятельства так до конца и не были выяснены. Вероятно, Тиз был виноват сам. Он ведь уже помогал на стрельбище и, кроме того, выполнял небольшие работы по техническому обслуживанию. Однажды группа молодых полицейских занималась стрельбой из карабина. И вдруг за мишенью оказалось истекающее кровью, вздрагивающее тело.

– Тиза?

– Да. Каким-то образом он оказался на траектории пуль. Когда прибыл врач, он был уже мертв. Несчастный был застрелен собственными товарищами. Из его тела извлекли пять пуль. – Геннат замолчал, еще и сегодня содрогаясь от жутких воспоминаний. – Как говорится, парень сам был виновен в своей смерти. Но Вольтер взял ответственность на себя. Он сам попросил перевести его в полицию нравов. Там стреляют меньше всего. На стрельбище после этого случая его никогда не видели.

«Из-за несчастного случая», – подумал Рат и невольно вспомнил о смерти Йенике. Не возникло ли у инспекции А желание присмотреться к Бруно Вольтеру? Сходство было очевидным: молодой человек, сразу после полицейской школы, который работал с Вольтером, умирает насильственной смертью.

– Он никогда мне ничего об этом не рассказывал, – сказал Гереон вслух.

– Об этом здесь, в «замке», не любят говорить. Трагическая история. И, кроме того, полиция потеряла тогда своего лучшего снайпера.

– Но лучшим оперативником он тогда в любом случае не был.

– Вы имеете в виду протоколы допросов? – спросил Геннат. – Вам бросилось в глаза, как небрежно Вольтер их вел? Но из-за этого ему не следует рыть яму.

Рат кивнул с отсутствующим видом. Он вспомнил о своем собственном расследовании по делу Вильчека. Так же и у Вольтера за внешней небрежностью скрывалась система. Поэтому он и пощадил обоих русских.

***

Гроза накануне вечером не рассеяла духоту. От теплого влажного воздуха усталость становилась еще более невыносимой. Рат истекал потом, хотя и опустил стекло в салоне автомобиля. Геннат отправил его вести наблюдение на Йоркштрассе. Именно сейчас! Плих и Плюх злорадно ухмыльнулись, когда увидели, кто их сменяет. Рядом с ними сидел Рейнгольд Грэф, один из людей Бёма.

– А вы в чем провинились, что вынуждены сидеть здесь? – спросил его Гереон. – Стянули у Генната кусок пирога?

– Я ведь ассистент по уголовным делам. Такая дрянная работа является для меня рутиной, – ответил Грэф. – А вот с каких пор комиссары используются для наблюдения?

– Только если они были непослушны, – сказал Рат и закурил сигарету. Последнюю. – Я бы вам с удовольствием тоже предложил, но… – Он показал Рейнгольду пустую пачку.

– Ничего. Я все равно курю, только если выпиваю.

– Понятно, но я не смогу достать сейчас фляжку, как фокусник.

Грэф рассмеялся.

– А вы были непослушны?

– Спросите Генната.

– Я удивляюсь. Бём считает вас скорее человеком, который – с позволения сказать – руководству пятки лижет.

Гереон был поражен. Молодец! Надо иметь мужество, чтобы так разговаривать с комиссаром.

– Бём, очевидно, старается изо всех сил, чтобы распространить и поддерживать эти слухи.

– Он, во всяком случае, не слишком высокого мнения о вас.

– Вы довольно откровенно говорите об этих вещах. Не опасаетесь навредить своей карьере?