Как-то рожали второй раз с девочкой, у которой были большие проблемы с печенью. Первый ребёнок появился на свет быстро, легко и естественно вскоре после излития вод в тридцать шесть недель: её умный организм не стал ждать дольше. На тридцать пятой неделе следующей беременности показатели печени зашкалили в сотни раз, ждать дальше стало действительно опасно. После амниотомии (воды совсем зелёные) девочка полежала-полежала… Да и зарожала сама – в неполные тридцать шесть недель шейка оказалась практически готовой.

Хорошие схватки, ребёнок (как потом увидели, идеально сформировавшийся, чистенький, целенький и вообще на загляденье, только совсем небольшой, 2500) продвигается шустро, всё идёт на удивление здорово. Но протокол же… плюс роды «высокого риска». И доктор мягко, нежно так:

– Хотите, сделаем вам эпидуралочку?

Ответом стал лишь недоумённый взгляд прекрасно рожавшей девочки. Выбирайте натуральные продукты!

«Вот как тебя любить такую худую?» – как-то пошутила (а может, сказала всерьёз) одна моя коллега по поводу того, что в нашем возрасте трудно держать форму. Мол, толстеем не от котлет, а от лет.

Меня спрашивают об этом постоянно. И ещё – откуда столько энергии на всё…

Честное благородное слово, никогда не худела специально! Но всю жизнь, вот именно всю, буквально – и беременная, и кормящая, и многодетная, – делала и продолжаю делать утреннюю зарядку. Длинную, на час-полтора, не меньше. Дома «ходильный» тренажёр-эллипс, по возможности – фитнес-клуб. В отпуске утренние пробежки (потом, правда, стало сложно: асфальтированные дорожки форосского парка перестали нравиться моим коленям).

Плюс к этому я – фруктоголик. Фруктоман и фруктофил. Я фрукты знаю, я в них разбираюсь, я их чую. Процентов семьдесят моего рациона – они. Ну и салаты: чтобы целый тазик! И какой-нибудь белок вечером.

Само собой, качество фруктов для меня весьма существенно и даже принципиально: много лет подряд я – любимый и уважаемый (и, подозреваю, страшно выгодный) ВИП-клиент московских продовольственных рынков.

Как ни банально это звучит, но я всегда выбираю лучшее. Пусть дороже (порой в несколько раз), но максимально близкое к идеалам свежести, вкуса, спелости и так далее. Впрочем, даже такой подход является компромиссом. В Москве невозможно питаться по-настоящему хорошими фруктами. Мясом – да, любой другой бакалеей – да, а вот фруктами – увы. Причина проста: они здесь не растут. А любая логистика ведёт к досадным нюансам – либо снимают ещё незрелыми, чтобы дозревали в дороге, либо успевают испортиться.

Как говорит знакомый продавец с Бутырского рынка: «Вай, дорогая, не знаешь ты вкус настоящий узбекский дыня! То, что я продаю, – это не дыня, это щипухá. Настоящий дыня – когда правильный, с бахчи, только что из-под солнца берёшь и кушаешь…» И я с ним целиком согласна.

Поэтому, приезжая в Крым, так радуюсь настоящим, сорванным недавно с ветки персикам. А в конце сезона – продавцам, которые честно говорят:

– Эти не берите, они большие, ровные и красивые, но дозревали в ящике. Лучше вон те маленькие, кривоватые, только что с дерева, последние в этом году!

И вправду: большой, красивый, сочный персик хоть и сладок, но примитивен на вкус. А его невзрачный собрат – как хорошее вино, играет на языке всеми оттенками богатой палитры от лёгкой горчинки до розового лепестка.

И я, по своему занудному обыкновению, говорю сейчас, конечно, не о еде и не о прелестях крымского бархатного сезона.

Современное акушерство в подавляющем большинстве случаев активно впаривает под видом настоящего продукта что-то типа помидоров из недорогих супермаркетов, именуемых в народе пластмассовыми: твёрдые, неестественно блестящие, визуально безупречные, подозрительно ровного цвета, на кухне пригодные исключительно в виде декорации (что ни говорите, употреблять их в пищу, на мой взгляд, решительно невозможно).

Всячески пытается снять с материнского дерева незрелого, неготового к появлению на свет ребёнка путём стандартного, без каких-либо внятных показаний стимулирования родов в неготовом к ним организме.

Накачивает синтетической химией мифепристона, искусственного окситоцина и эпидуральной анестезии, обрывая живительные гормональные побеги-связи матери с плодом.

Совсем зелёным срезает его с материнской ветки острым секатором кесарева – если оно, разумеется, делается не по обоснованным, жизненно важным показаниям: тут уже на первом месте борьба с естественным отбором.

Ребёнок «дозреет», конечно. Но вот сформируются ли у него все положенные ему природой качества – во всей полноте, во всём разнообразии?

Хотя на вид может быть вполне.

В строгом соответствии с протоколом.

Глава 81

Чудеса в златоглавой

Когда в очередной московский роддом внедрялся проект естественных родов, любая инициатива обычно исходила снизу. К руководству приходили представители родильного центра, индивидуальные акушерки и предлагали: давайте попробуем работать по таким вот правилам – рожать как в родильных центрах Европы, создавая близкую к домашней атмосферу.

И руководство роддома в той или иной степени отвечало на запросы, разрешая (или не разрешая) сделать палату или две. Рекордное количество палат организовали в 9-м роддоме – целых три, в те годы такого больше не встречалось нигде. Как правило, под палату для «домашних родов» выделяли много места, чтобы установить ванну – разумеется, исключительно с санкции главврача. Ровно так же именно главврач, и никто иной, мог разрешить докторам ту или иную степень свободы, насколько допустимо отходить от жёстких протоколов.

Родильный центр собственными силами ремонтировал выделенную площадь. Иногда частично вкладывался роддом: когда больше, когда меньше. Ставили нормальную кровать вместо казённой роддомовской, вместительную ванну, какой-то торшер для приглушённого освещения, вешали плотные шторы для затемнения.

А потом находили среди местных докторов тех, кто готов сотрудничать с проектом. Некоторые, ознакомившись с его принципами, выражали желание работать на индивидуальных контрактах. Дальше шла своего рода притирка: кто-то сразу откликался, как когда-то откликнулась доктор Рубашкина, кто-то сначала вроде шёл навстречу, а потом упирался, с чем-то – или со всем вообще – не соглашаясь. И тогда происходила завуалированная, а то и не очень, борьба, иногда перераставшая в настоящую войну, как в истории с беременной двойней учительницей математики – если доктор изначально на словах декларировал приверженность принципам естественности в родах, но потом оказывалось, что только до поры до времени. А иногда доктора действовали просто по настроению: то врач добр и никуда не торопится, позволяя родам идти как идут, в другой раз наоборот – пытается всё ускорить или родить в какой-то определённый день, если ему так удобно.

И везде шла довольно тонкая игра: всем индивидуальным акушеркам роддом необходим в качестве медицинской подстраховки, но и докторам мы тоже нужны – потому что приносим контракты. При этом