мне, – сказал Борис. – Вы потом сучья обрубите.

Это не так просто – свалить сухое дерево толщиной в тридцать сантиметров, да ещё тупым топориком. Раза четыре сменялись Борис и Алексей Палыч, пока на стволе не образовалось утоньшение, нечто вроде бобрового погрыза. Сосна начала легонько потрескивать.

– Ни одно дерево не может стоять вертикально, – заявил Алексей Палыч. – Давай посмотрим, в какую сторону его валить.

Он отошёл немного в сторону и, прищурившись, начал прикидывать.

– Вон туда. А ты отойди в сторону, чтобы не зацепило.

– Да я быстрей вас отскочу.

– Не спорь. Главное не поспешность, а точный расчёт. Подержи очки.

Алексей Палыч отошёл на несколько шагов, слегка разбежался, вытянул руки вперёд и ринулся в атаку. Почему-то в дерево он не упёрся. Ладони его скользнули мимо ствола; наклонившись, с протянутыми вперёд руками, он пробежал несколько шагов и грохнулся. Любимый ученик смотрел на всё это и кашлял от смеха.

– Что смешного? – лёжа спросил Алексей Палыч: была у него такая способность – много говорить в критических положениях.

– А вы бы не смеялись?

– Я бы – нет, – поднимаясь и отряхиваясь, сказал Алексей Палыч. – Его нужно не толкать, а раскачивать. Просто я хотел, чтобы первый толчок был сильнее. Дай очки.

Всё же сосна наконец покорилась. Она улеглась на землю. Борис принялся обрубать сучья. Алексей Палыч вытряхивал мусор из своих одежд.

Прибежал Веник с инспекторским визитом. Описал возле Алексея Палыча мёртвую петлю – видно, ещё помнил об утреннем издевательстве.

– Не злись, – сказал ему Алексей Палыч, – для твоей же пользы всё делалось. А то бы ходил с крючком в животе.

«Зато и с рыбой», – ответил Веник, шаркнул задней ногой, послав в Алексея Палыча заряд лесного мусора, и удалился.

Очистив от сучьев и коры, сосну разрубили на две части. Перенося на берег первую часть, Алексей Палыч продолжил разрушение пиджака: клин из плеча выдрался ещё больше и его пришлось отрезать.

Возвращаясь за второй частью, они прошли мимо стоянки. Там, над разбросанными прямо на земле банками, пачками, пакетами с продуктами, в задумчивости стояла Валентина. Веник был уже здесь и, хотя ещё издали узнал дровосеков, тявкнул на них, чтобы они не подумали, что всё это продуктовое богатство находится без охраны.

Алексей Палыч услышал, как Валентина спрашивала Лжедмитриевну:

– А как всё это распределять?

– Смотри сама.

– Я разложу по разным рюкзакам.

– Делай, как считаешь нужным.

«Лжедмитриевна в своём репертуаре», – подумал Алексей Палыч.

Он теперь уже не сомневался в том, что Лжедмитриевна не робот. И всё же чем-то была она похожа на говорящую куклу: даже в беседах с ним, казалось, была она чем-то ограничена, словно затвердила урок – сколько-то там параграфов, но не более.

Когда каждая пара лесорубов принесла по две половинки, на берегу собрались все. Куски стволов стащили в воду и обвязали верёвкой, пока на живую нитку, чтобы попробовать. На воде плот казался хлипким и несерьёзным.

– Мало, – сказал Стасик.

Шурик и Гена разделись, легли поперёк брёвен. Плот выдержал, но почти полностью погрузился.

– Ещё с-столько, – сказал Чижик.

Уже подмоченные, Шурик и Гена решили заодно искупаться. Остальных тоже упрашивать не пришлось. Стасик, Чижик и Борис раздевались, Алексей Палыч пока раздумывал. Прибежавший на шум Веник наблюдал, но слишком близко не подходил: с этим местом у него были связаны кое-какие неприятности, а у собак хорошая память.

Шурик отплыл метров на двадцать от берега. Внезапно он замолотил руками по воде и скрылся.

– Тону! – Этот крик Алексей Палыч расслышал совершенно отчётливо. Он похолодел и стал раздеваться.

– Вы тоже купаться, Алексей Палыч? – спросил Стасик.

– Плывите туда… я сейчас… – забормотал Алексей Палыч, борясь со своими брюками. – Он же тонет!

– Пускай тонет, – спокойно сказал Стасик.

Наконец Алексей Палыч справился с брюками, но кеды снимать было уже некогда. Так он и бросился в воду – в кедах. В месте падения тощего учительского тела всколыхнулась волна, и из этой волны возник Шурик. Он вдохнул воздух и захохотал. Но смеялся он не долго. Тут же возле него очутились Стасик и Чижик. Стоя на дне, они надавили на голову и плечи Шурика, и тот снова исчез.

– Раз… два… три… – неторопливо считал Стасик, – четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять…

Из-под воды выходили пузыри воздуха. Их становилось всё меньше.

– Он же задохнётся, – сказал Алексей Палыч.

Стасик кивнул, показывая, что слышит, и начал обратный счёт:

– Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один… Пуск!

Шурик ракетой вылетел из-под воды, вынеся на себе облако брызг. Глаза его были вытаращены. Выплюнув полведра воды, он часто задышал, хотел что-то произнести, но не смог выговорить ни слова.

«Да, – подумал Алексей Палыч, – хорошо бы на время вернуться в своё детство, но всё-таки не в это мгновение».

Шурик понемногу отдышался, сообщил друзьям, что они «паразиты» и что он искупает их поодиночке. Ему объяснили, что такие шутки хороши дома, в ванне и с мамой, а не в походе, на озере и с товарищами.

– Из-за тебя человек кеды промочил, – добавил Стасик.

– Ничего, – сказал Алексей Палыч, – зато я искупался.

– Нет, – возразил Стасик. – Сейчас вы надевайте его кеды, а он пускай ходит в ваших, пока не высохнут.

– Не нужно. Сейчас не холодно.

– Дело не в этом, Алексей Палыч. Это – в воспитательных целях.

Но Алексей Палыч не хотел ссориться ни с кем из ребят, в том числе и с Шуриком.

– Размер не подойдёт, – продолжал сопротивляться Алексей Палыч.

– А мы посмотрим. У вас Генкины? Генка, какой у тебя размер обуви?

– Сорок один, – донеслось с озера.

Стасик вылез из воды, подобрал кеды Шурика и посмотрел на подошву.

– А у него сорок два. Акселерат паршивый!

Шурик и вправду был выше всех в группе. Но Алексей Палыч от его обуви категорически отказался, подумав при этом, что не зря Стасика выбрали заместителем: есть в его характере решительность и справедливость.

Стасик тут же подтвердил это мнение, швырнув кеды Шурика в воду.

– Чтобы никому не обидно, – пояснил он.

К сожалению, в характере Стасика отсутствовало такое важное для руководителя качество, как дипломатичность. К сожалению, потому, что это ещё аукнется Алексею Палычу. По свойственной всем эгоистам логике, Шурик не умел обижаться на себя и не любил расплачиваться за свои ошибки.

После купания работать стало полегче, но опять же ненадолго. Комарьё охотней липло к мокрому телу. Были истрачены остатки мази, но и она помогала плохо.

Вторая порция обрубков была снесена на берег к вечеру. Всем