Режущее глаз сияние высшего мира окружает ее и колеблется, как жар вокруг язычка пламени.

Он уже погиб, если видит ее? Или ему это предстоит – вот сейчас, на вдохе? Мир стал хрупким, как тонкая прозрачная льдинка – сейчас обломится. Распахнутся ворота Валгаллы, возникнет исполинская фигура Всеотца на престоле… Ожидание этого несло и радость, и острую тревогу: а как же Предслава, семеро детей, Бер в плену у Анунда? На кого им всем надеяться, если не на него?

Алдан попятился. Нет, он еще не погиб. Но может, если вступит в эту схватку – нет земного бойца, способного одолеть Шлемоносную Деву, посланницу Одина. Если она здесь – Один уже решил, кому жить, а кому умереть. Дать убить себя сейчас – проиграть схватку, упустить врага… Пожалуй, не будет урона для чести, если он отступит перед противником, явно его превосходящим…

Никакого решения Алдан принять не успел – из-под ветвей вырвалась черная молния. Между ним и валькирией приземлился огромный черный волк, и порыв ветра отбросил Алдана прочь. Налетев на корень, он упал, но тут же перевернулся. А на месте волка уже была фигура человека… вернее, великана.

Вальгест… или кто-то другой в его облике… Вальгест, но ростом мало не с сосну, выпрямился, заслоняя людей от валькирии.

– Альвит, отойди!

Он говорил вроде бы без усилия, но его голос, гулкий и густой, громом раскатился по всему лесу. Алдан слышал только его, но как через мешок: у него заложило уши.

– Нет! – смеясь, ответила шлемоносная дева. – Это ты отступишь, Вали. Твой путь окончен – такова воля Всеотца.

– Я не отступлю. Отойди, если не хочешь лишиться головы!

Мгновенным движением Вальгест вырвал меч из ножен. Впервые за все время их путешествия Алдан увидел клинок этого меча. Потертые ножны некрашеной кожи, побуревшей от времени, простая рукоять из железа и пожелтевшей кости с полустертой резьбой не обещали ничего особенного, но…

Освобожденный, этот меч засиял синей молнией. На длинном клинке проступил черные руны – вовсе не те, что украшают клинки корлягов и образуют имена рейнских кузнецов: Ульбрехта, Ингельреда и других. Алдан не был знатоком рун, но сразу понял: эту надпись нанесли не человеческие руки. И если они заключают имя мастера, то знаменит он не у франков, а в стране темных альвов.

– Отойди, Альвит! – Вальгест поднес конец клинка к горлу безоружной валькирии. – Довольно тебе меня морочить. Теперь добыча не уйдет. На этом месте мы завершим нашу игру.

Алдан смотрел на них, и что-то случилось с его глазами: эта пара была вдвое выше человеческого роста, а деревья возле них казались маленькими.

– Завершим? – Все так же улыбаясь, Альвит опустила свой золотой щит, приставила его к ноге и, придерживая одной рукой, второй игриво провела по своему бедру у края кольчуги. Взгляд Вальгеста невольно упал туда. – Как скажешь, милый. Мы славно позабавились, но эта игра немного надоела… Всеотцу.

В пальцах ее оказалось лебединое перо – наполовину белое, наполовину буровато-серое. Она подняла его очином вперед, как ребенок, играющий в стрелка без лука и стрел.

И метнула. Перо коснулось груди Вальгеста… и пронзило ее насквозь, на лету превращаясь в длинное, могучее копье, крылатое, одетое пламенем.

Яркая вспышка – и Вальгест упал на спину, раскинул руки и замер. Земля содрогнулась, будто рухнул от удара молнии могучий высокий дуб, и Алдан, лежа на мху, ощутил это содрогание всем телом. Зажмурился – казалось, эта вспышка сожжет весь лес. Но волны огня не было, и Алдан торопливо открыл глаза.

Могучий великан лежал неподвижно, из груди его торчало копье. Рукоять меча выпала из пальцев Вальгеста, клинок потускнел.

Валькирия сделала два шага к лежащему и взялась за древко, обвитое цепочкой мерцающих рун. На «крыльях» втулки трепетало синее пламя. Уж не Гунгнир ли это – копье самого Одина, мельком подумал Алдан.

– Я же говорила тебе, Вали: отступись, – с сожалением сказала Альвит. – Такова воля Всеотца, и тебе ее не одолеть. Всеотец всегда выигрывает. Тебе ли не знать…

С усилием она выдернула копье – и оно вновь стало пером. Небрежно бросив его под ноги, Альвит повернулась к ели, где стоял – вернее, уже сидел на земле, изумленно выпучив глаза, – раненый Игмор.

– Идем со мной. – Валькирия протянула ему руку.

– В Вал… галл… – еле выдавил Игмор.

– Пока нет. Твой путь далек о завершения. Всеотец еще много ждет от тебя.

Валькирия положила руку на голову Игмора – и оба исчезли.

Алдан снова зажмурился – глаза невыносимо жгло. Голова кружилась. Пришло ощущение, будто все, что он сейчас видел, произошло в доли мгновения – он едва успел вдохнуть один раз. Или он не дышал дольше? Но он совершенно ясно помнил все – каждое слово, каждое движение этих двоих – Вальгеста и его неземной противницы.

Медленно Алдан поднял веки. Ни валькирии, ни Игмора, ни тела Вальгеста на истоптанном мху не было. И казалось, он оглох – такая тишина стояла в лесу, где не смело шевельнуться ничто, даже ветер.

Но едва успев подумать: ну и привиделось же! – Алдан заметил на этом мху что-то сероватое с белым.

С трудом, как будто год не шевелился, он встал на колени и потянулся вперед.

На мху лежало перо лебедя, наполовину белое, наполовину буровато-серое. Острый конец стержня блестел от свежей крови, и эта кровь мерцала багряными искрами, не высыхая, а быстро испаряясь.

– Алдан! Свен!

К нему подбежали, беспокойно озираясь, чудин Вигарь и словенин Нечай. Они были невредимы, но глаза выпучены, волосы дыбом.

– Ранен?

– Не знаю… – Алдан оглядел себя. – Вроде нет.

– Глядь, Истома убит! Этих шестерых положили! Градимир и меряне. Убираться надо! Кто-то из них ушел – сейчас набегут, глядь, как мураши!

Опираясь на Вигаря, Алдан встал. Пошевелил плечами – и правда, ни царапины. А вон и тела – меряне, один на мху возле лаза, другой наполовину в кустах. Никто не шевелится.

– Истому берем… и уходим.

Перед тем как уйти от опушки, Алдан наклонился, подобрал лебединое перо и сунул за пазуху.

* * *

Дело шло к вечеру, когда Елай, один-одинешнек, шатаясь, добрался до Келе-бола. Здесь ловцов давно уже ждали, в большой тревоге, и тревога эта оправдалась. От изнеможения Елай едва мог говорить; когда его напоили водой, рассказал, что меряне погибли все, кроме него, из числа русов уцелели двое, один тяжело ранен и не может идти. Он наткнулся на них на тропе на полпути к Келе-болу: Игмор тяжелее Красена и тот не в силах его нести на