она по его приказу заботится о них, княжьих людях. Стало быть, сам Один одобряет все то, что они сделали. Он не даст им пропасть.

– Градята, ты чего? – окликнул его Красен. – Сидишь, на стену глаза пучишь. Не проснулся? Все равно вставай давай, выходить пора.

Градимир спустил ноги на пол. Даже Красена с Игмором он видел как сквозь туман – все заслоняло сияние глаз лебединой девы из сна.

Как же ее настоящее имя? От товарищей-варягов он знал несколько преданий о валькириях, но не верилось, что эта в них упоминалась. Это его, Градимира, валькирия, а не Сигурда Убийцы Дракона или Хельги сына Хьёрварда. Придет время – и она назовется ему.

Побратимам он о своем видении не сказал ни слова.

Глава 2

Над верхушками берез еще висел легкий утренний туман, когда дружина из восьми ловцов – трое русов и пятеро мерян под началом Елая и Караша, – по звериной тропе перешла болотину и поднялась на песчаный взлобок. Но влажной от росы земле виднелись отпечатки тех огромных лап, и оставалось лишь идти по ним. Несколько раз попался волчий помет. Возглавлял дружину Елай: он лучше всех знал эти места, а к тому же жаждал рассчитаться с черным волком за свой недавний позор, и забота о чести победила страх. «Да будь тут сам Керемет! – беззвучно шептал Елай себе под нос. – Больше он меня врасплох не возьмет, не заставит струхнуть, как мальца!»

Догадки не обманули опытных ловцов: Елай обернулся, сделал остальным знак молчать и показал на старую сосну с обломанной верхушкой. Меж корней чернел широкий зев норы. На рыхлой земле у входа виднелись многочисленные следы волчьих лап, изнутри тянуло тухлятиной.

«Точно – здесь!» – сделал знак Елай, и трое русов поняли его без слов.

Как уговорились заранее, Градимир с Аныкаем и еще одним мерянским ловцом – имени он не запомнил – стал обходить нору. Все трое имели навык ходить неслышно; вскоре они скрылись на другой стороне взлобка. Остальные ждали, почти не дыша. Вот раздался двойной крик сойки – Градимир нашел второй выход из логова. «Поро Кугу Юмо, пусть зверь уже будет внутри, уже придет на дневку!» – мысленно взмолился Елай. Возле самого лаза отпечатались те огромные лапы – только бы зверь не ушел через второй ход.

Игмор и Караш подкрались к норе и затаились по обе стороны, держа наготове сулицы. У Игмора был под рукой еще и меч – на это оружие он даже больше полагался, когда дело пахнет колдовством. Если этот волк – злой дух, то копье может его и не взять. А вот меч-корляг любому духу голову с плеч снесет. Красен и Вибай, сын Вадая, тоже встали по сторонам, но поодаль, сжимая натянутые луки. Больше людей для такого дела и не нужно – в толчее только помешают друг другу. Даже собак не взяли – лишний шум ни к чему.

Мгновения текли каплями пота по виску. Было еще не жарко, но от напряжения все взмокли. Вот потянуло дымом – особенно резко среди лесной свежести. Это Градимир развел костерок возле второго выхода. Если зверь внутри – сейчас он кинется наружу…

На взлобке потемнело – едва вставшее над лесом солнце скрылось за тучу.

На той стороне вдруг резко щелкнули тетивы луков, кто-то вскрикнул. Значит, зверь вышел через второй лаз! Пошел на огонь – успел удивиться Елай, и тут же отметил: это не два лука стреляли, больше.

Игмор в удивлении вскинул на него глаза – тоже об этом подумал. Дальше дивиться стало некогда…

* * *

Градимир с двумя мерянами легко нашел второй выход из волчьей норы: куча свежевзрытой земли на склоне бросалась в глаза. Этот лаз был даже меньше первого – как в него мог протиснуться такой здоровенный зверь? Или у страха глаза велики, а ищут они самого обыкновенного волка, только потемнее других? Аныкай крикнул сойкой, подавая тестю условленный знак. Два мерянина, сев на корточки, быстро подожгли связку сухой лучины, принесенную с собой, потом бросили в огонь несколько горстей лесного сора – сухой хвои, мелких веток, ошметков коры. В нору потянуло густой, едкий дым. Градимир в это время стоял над лазом с мечом наготове – вот сейчас полезет из норы зверь, и тут, пока будет в узкий лаз протискиваться, ему и голову долой. Опомниться не успеет…

Костер разгорелся и густо задымил; Аныкай с товарищем поднялись и отошли от лаза. Один взял копье, другой наложил стрелу на тетиву. Их взгляды были прикованы к черной дыре лаза – как бы не пропустить появление зверя, укрытого дымом. И никто не заметил, как в густом ельнике, шагах в тридцати за спиной, мелькнул что-то темное, живое…

Нет, не волк. Люди, человек шесть, в одежде из некрашеной серой и бурой шерсти, неприметной в лесу, разом встали из-за кустов и стволов, держа натянутые луки. Даже меряне, выросшие в лесу и чуткие, как звери, не успели обернуться, как получили по стреле – один в спину, другой в грудь. Градимир успел увидеть, как падает Аныкай, к которому он стоял лицом, но не сумел понять, что происходит, как две стрелы разом вонзились ему в правый бок и в плечо.

Вскрикнув больше от изумления – чего он не ждал от зверя, так это стрел! – Градимир неловко шагнул, хотел повернуться, ожидая увидеть волка с луком… и третья стрела пробила ему горло.

На глаза пало багровое марево, но растаяло в серовато-серебряном сиянии. Возникли глаза – Градимир знал их. Нежные руки обвили его, сжимая в крепчайшем объятии. Знакомый голос зашептал-запел уже слышанное, но прежде не понятое:

Женихов я знала сотни,

Но живу ничьей женой.

Кто в глаза мои заглянет —

Путь увидит в мир иной,

Путь увидит в мир иной…

Иной, иной, иной…

Марево разошлось, перед Градимиром вдруг предстали знакомые лица, взиравшие на него с удивлением и радостью. «Наливай!» – радостно заорал кто-то, как бывало, когда в княжеской киевской гриднице вдруг появлялся кто-то, кого ждали – или не ждали. Грим, Девята, Добровой…

Едва успев этому удивиться, Градимир ощутил стремительный полет вверх – и все, что тридцать четыре лета составляло его жизнь, осталось внизу, пропало с глаз, без надежды на возвращение…

* * *

Тело Градимира лежало на боку, щекой на хвое и мху, погасшие глаза не могли видеть, как ельник разом