28 июля 1917 г. Гендерсон не может прийти на обед. Однако он надеется повидаться со мной до своего отъезда из Парижа. Я виделся с Рибо; мы говорили о планах социалистов. Он сказал, что Альбер Тома должен присматривать за англо-русскими делегатами. До него я как раз встретился с Тома, который уходил встречать Гендерсона и его спутников. Я сказал ему: «J’espère que vous les empêcherez de faire des bêtises». — «Je tâcherai»[416], — ответил он.

2 августа 1917 г. Из-за запроса Реноделя, который сегодня должен поступить в палату, Рибо вчера не смог поехать в Лондон. Говорят, он поглощен 200 неявившимися на голосование по повестке дня, где правительство получило большинство в 43 голоса. Всего голосовало 300 депутатов. Отсутствие такого большого числа депутатов считается крайне зловещим знаком в свете того, что может начаться позже. Ходят слухи, что до нового созыва Национального собрания в составе правительства появятся перемены. Лаказ может уйти еще до парламентских каникул. Мальви могут убрать или перебросить на другое министерство. Пенлеве улучшил свое положение.

Мадам Анри де Ротшильд отдала свой rez-de-chaussée[417], довольно просторный, под межсоюзнический офицерский клуб. Она показывала мне правила, составленные мадам де Шевинье. Клуб будет доступен не только для офицеров, но и для гражданских лиц. Я предложил взимать годовой взнос менее 100 франков и 50 франков для гражданских лиц и офицеров соответственно, то есть 20 франков для офицеров на любой срок менее недели. Кроме того, необходимы очень строгие правила относительно крепких напитков и вин. Никаких карт, кроме бриджа, очень низкие ставки и оплата немедленно. Любой кандидат на вступление в клуб должен предъявить рекомендацию не только другого офицера, но и члена комитета. Я должен попросить Хейга стать во главе клуба. Мадам Анри сдает свой первый этаж только на три месяца, то есть пока не будет готов дом Дюфаэль. Глава — Жоффр.

Адмирал Лаказ подал в отставку. Он не захотел давать свое согласие на то, чтобы парламентская комиссия расследовала морские операции на Средиземном море. Он говорит, что не может смириться с тем, чтобы подчиненные обсуждали на комиссии правомерность тех или иных поступков высших офицеров. Дени Кошен также подал в отставку. Дебаты на тему, позволить ли депутатам надзирать за контрактами, то есть назначениями, такими как назначение Тардьё, повредили правительству.

Лондон, 6 августа 1917 г. Какие-то идиоты, легкомысленные путешественники-британцы, привезли в Лондон из Италии и Франции убеждение в том, что эти две страны не выдержат еще одну зимнюю кампанию. А «одна важная персона» — не знаю кто — использует эти сведения, чтобы требовать преждевременного мира, чтобы потом не было хуже. Как упорны эти евреи и другие пацифисты!

7 августа 1917 г. Звонили от премьер-министра; меня попросили быть на Даунинг-стрит в 15.30. Он вышел с заседания военного кабинета, чтобы попросить меня посетить заседание в 16.00. Мы заседали с того времени до 18.00. Много болтовни, которую приходилось переводить туда-сюда, без особых результатов. Премьер-министр держался очень дружелюбно. Я уехал в Букингемский дворец, чтобы увидеться со Стамфордхэмом. Он был в Палате лордов, где слушал, как Джордж Керзон распределяет «почести», и вернулся так поздно, что поговорить с ним я не успел. Мы с ним должны увидеться завтра в 10.30. Потом все они уезжают в Виндзор. Здесь присутствуют следующие французские официальные лица: Рибо, Пенлеве, Тьерри, Тома, генерал Фош со штабными офицерами, Маржери. Итальянцы: Соннино, Империали и де Мартино — и еще два незнакомых мне генерала. Карсон, рядом с которым я сидел, время от времени задремывал, как и Артур Бальфур, от скуки. Бонар Лоу бодрствовал, как и Ллойд Джордж; последний реагировал молниеносно, как мангуст. Милнер выглядел усталым. Гендерсон напоминал сфинкса. Смэтс был бесстрастным и молчаливым. Завтра в полдень состоится еще одно заседание.

8 августа 1917 г. День у меня был очень насыщенным. Заседание в полдень, поспешный обед в 14.15. С 16 почти до 18.30 — еще одно заседание. Министры, французский и итальянский, уезжают сегодня вечером.

Розбери в Ментморе. Думаю напроситься к нему с воскресенья на понедельник.

9 августа 1917 г. Здесь распространяется мнение, что французы должны заключить мир, потому что они не выдержат еще одной зимней кампании. Более того, пацифисты окружают вниманием британских военнослужащих, ждущих назначения, которые на несколько дней оказались в Париже, и производят на них впечатление fléchissement[418] французов и необходимостью как можно скорее заключить мир в наших же интересах. Пацифисты, финансисты, германофилы и франкофобы здесь в Лондоне проповедуют мир почти любой ценой, давая понять, что Германия готова согласиться на разумный мир.

10 августа 1917 г. В партии юнионистов очень горькое чувство после назначения на должность У. Черчилля. Консерваторы говорят, что их довели почти до точки кипения, и они не ответят организатору партии, если Ллойд Джордж останется. Сегодня ужинаю у леди Лилиан Вимис, за ужином должен увидеться с Совералом, а завтра я у него обедаю. Утром в воскресенье еду в Ментмор и возвращаюсь в Лондон утром в понедельник.

Сегодня Артур Бальфур пригласил меня на обед. Нас было только четверо, то есть Боб Сесил, Эрик Драммонд, А. Б. и я. Утром встретил на улице Солсбери. Передал ему парижские слухи, что он якобы настроен весьма пессимистично. Он спросил, от кого я это слышал. Сказал, что некоторые британские генералы предоставляют плохие отчеты об умонастроениях французов. По-моему, Г. Уилсон, который после своей отставки объехал весь фронт, выражал пессимизм в связи с французскими солдатами. Я видел его в среду вечером уже в штатском, когда он прощался с французскими гостями.

Решение лейбористов ехать в Стокгольм — катастрофа.

11 августа 1917 г. Гендерсон совершил грубую ошибку в связи с конференцией лейбористов. Еще до своей речи он знал, что нынешнее правительство России всецело отстранилось от предложения участвовать в Стокгольмской конференции, и все же он побуждал лейбористов принять приглашение русских социалистов и ехать в Стокгольм, встретиться там с делегатами вражеских стран и обсуждать с ними условия мира, прини мая ни к чему не обязывающие резолюции. В таких обстоятельствах не думаю, что правительство Великобритании может выдать паспорта британским делегатам. Полагаю, Гендерсон не задержится в военном кабинете. Он — джентльмен, который ожидает, что обстоятельства совпадут с его предвзятыми взглядами, а если они не совпадают, он злится на обстоятельства, но действует и говорит, не меняя своих взглядов.

12 августа 1917 г. Итак, Гендерсон ушел. Он сыграл очень мрачную роль. Не думаю, что правительство все же выдаст паспорта для поездки на Стокгольмскую конференцию. Уверен, что французское правительство так не поступит.