разуму. – Нельзя рассказывать всем о том, что мы выяснили о химерах. Если люди узнают, начнется всеобщая паника…

– Люди имеют право знать! – вскричал тот, яростно жестикулируя. – Что правительство, что ОРП считают себя лучше других… Какого хрена?! Какого хрена они считают, будто имеют право утаивать такое?! Я сыт по горло этим дерьмом! Люди имеют право знать, что химер сотворили ангелы и что все мы обречены! Солдаты имеют право знать, что сражаются с противником, которого им никогда не одолеть!

Его лицо искажала гримаса отчаяния. Перед Лу предстал наглядный пример того, какой эффект произведет новость о химерах и ангелах на неподготовленного человека. То, что расшифровщики в аудитории старательно держали в себе, в случае Неесэ вылезло наружу, обнажая свой неприглядный облик. Это был дикий, всеобъемлющий страх.

Но затем безумное лицо фэнри просветлело, словно ему в голову пришла поистине гениальная мысль.

– А вообще… Если кто-то из ангелов действительно выжил, возможно, всеобщая ненависть и есть то, что заставит их выползти из своих укрытий? Они же… слышат чувства и мысли людей, так? Это именно то, что всех нас спасет! Потом вы все скажете мне спасибо!

– Послушай, Неесэ. Никто не собирается ничего скрывать. Просто для таких новостей нужно… подготовить почву, понимаешь? Давай все обсудим…

– Не заговаривай мне зубы! Я знаю, что тебя вскорости начнут искать! Я… я не позволю тебе снова все испортить!

С этими словами он выбросил руку, и Лу, словно порывом шквального ветра, швырнуло назад, опрокидывая навзничь.

Она даже не успела опомниться. Удар затылком о ребро стола – и пронзительная боль вкупе с жутким хрустом превратились в последнее, что она запомнила об этом дне.

16 Песок

– Что за… какого… Что у нее на спине?.. Святые угодники… Что за чудо-юдо ты родила?..

«В кромешной тьме свой облик скрой. Молю тебя».

– Оно… оно смотрит на меня всеми своими глазами… Да спасут мою душу великие предки, оно смотрит на меня!.. А эти руки, поглядите на эти руки… От какого такого чудища ты зачала это, нечестивица?

«Окутай тайной пеленой. Молю тебя».

– Ведьма! Сжечь ее! Очистить священным пламенем вместе с ее дьявольским отпрыском!

«Пусть скроешь свет на много лет, настанет час, судьбы дитя…»

– Слушай внимательно. Я помогу тебе бежать. Но от этого… существа… придется избавиться. Что?.. Твоя… дочь?

«Отыщешь путь назад домой. Молю тебя».

– Как, говоришь? Клан Сирот? Никогда о таком не слышала. Но одно точно знаю: покуда не сделаешь что-то со своей уродкой, за тобой… за ней, будут продолжать охотиться.

«Всем бедам ты выживи вопреки…»

– Ха-ха-ха! Твоя песнь преисполнена такого отчаяния, что я услышал ее из самых недр Преисподней. Н-да, нечасто нашу братию призывают аж на Лицевую Сторону. Так ты хочешь, чтобы твой ангелочек приняла человеческий вид? Хм, отчего бы и нет, можем устроить. Что взамен? Ну, тут все стандартно, сестренка – конечно, твоя душа…

«И помни, Антеора дочь, хранить мечты поклялись мы…»

– Откуда у тебя младенец? Что?.. Это… она? Как… как ты смогла сделать ее нормальной?.. Впрочем, некогда трепаться. Возьми ключ. Дождись, пока часовые начнут сменяться, и отопри решетку. И следи, чтобы твое чадо не начало плакать, иначе вам обеим придет конец…

«Всем, кто в нужде, ты протяни

Руки свои…»

– Беги через лес. Не выходи на тракт. Двигайся строго на север. В десяти днях ходьбы будет деревушка. В стороне, у реки, дом старосты. Постучись к нему. Пади ему в ноги. Скажи, что готова выполнять любую работу. Делай все, что тебе велят. Обычно вербовщики рабов обходят то поселение стороной. Молись, чтобы так оставалось и впредь.

«…потому что люди боятся того, чего не понимают, Луро. Так всегда было, есть и будет во всех мирах. Бояться – в порядке вещей. Но никогда, слышишь, никогда не позволяй страху впустить в твое сердце ненависть. Ненависть пожирает душу. Она способна разрушать миры. Бороться с нею может лишь любовь…»

– Маловата, конечно. Но выглядит крепкой. Да, думаю, за нее можно будет что-нибудь выручить…

«Нет! Не смейте! Не трогайте ее!»

– Эй, хватайте девчонку! И уберите ее вопящую фурию-мамашу! Избавьтесь уже от нее!

«Отпустите ее! Луро! Отпустите! Нет, нет, нет…»

Ее первое воспоминание – плач матери. Она не помнила ее лица, не помнила имени. Но помнила плач.

Ее забирают. Идет дождь. Мать болеет, у нее нет сил, поэтому она не может остановить их. Но пытается. Тратит на это последние силы.

Они отталкивают ее. Смеются, харкают. Она кричит. Падает на колени, в грязь. Кудахчут куры. Лают собаки. Бранятся прачки. Всем вокруг плевать.

Она тянет к дочери руки… Та не помнила ее лица, но помнила руки. Черные от земли. Красные от работы. Грубые, израненные… Они могли быть нежными, самыми нежными. Лишь они гладили ее по голове. Лишь они прятали в переднике лакомый кусок, чтобы отдать ей, когда никто не будет видеть. Лишь они подтыкали одеяло, когда она спала. Она знала, что, лишившись их, лишится всего. Останется совсем одна.

Так странно. Она совсем не помнила лица матери, зато помнила щербатые рожи двух мужиков, которые тащили ее прочь. Помнила, как пыталась вырваться с такой силой, что вывихнула плечо. Потом его вправили. Было больно. Она заплакала. Ей дали затрещину, чтоб она не плакала. Она заплакала сильнее. Тогда ей дали еще затрещину. И еще, и еще – пока она наконец не сообразила, что плакать не надо, плакать – нехорошо.

Наверное, тогда она и начала учиться. Учиться догадываться, чего от нее хотят. Быть покорной. Угождать. Улавливать по тону, позе, мимике, по еле заметным колыханиям мышц, читать между строк. Кто-то учился по книгам, а она – по ударам хлыста. Сложно передать, сколь многое можно понять по их числу, по их силе, по интервалу между ними. Сколь многое можно постичь, пока чувствуешь, как кожа на спине расползается, словно шов на тесном платье. Осознать, в чем ты ошиблась, где нужно было поступить иначе, и чего от тебя ждали на самом деле.

Она не могла назвать места и города, в которых ей доводилось бывать, или рассказать, чем они примечательны. Но могла бы научить, как правильно драить лошадь, чтобы та не дала тебе в лоб копытом, или как не попадаться надсмотрщикам на глаза, когда они не в духе, или как не сойти с ума, слушая, как за стеной хозяева и их друзья пускают