На стоянке она выглянула в окно и бросила:

— Не вижу никакого красного «опеля».

— Не волнуйся, они давно его сменили. Они не идиоты.Возможно, сейчас разъезжают на мотоцикле, после вчерашней-то неудачи… Не думайо них, детка. Сейчас ты выйдешь из машины и спокойно пойдешь к своему дому. Неторопись, не ускоряй шаги. Я буду идти за тобой на безопасном для тебярасстоянии. И если услышишь выстрелы, продолжай идти, не оглядываясь. Обещай,что не станешь оглядываться!

Она была натянута, как струна, и он опасался, как бынапоследок она не подкачала — не расплакалась, не забилась, не сотворилачто-нибудь такое, из-за чего весь его, так точно выверенный план, рассыплется.Но она молчала, и только сведенные брови на бледном лице казались угольночерными.

— Иди! — сказал он. — Подожди! — подалсяк ней, крепко прижал к себе. Отстранился и чуткими пальцами, будто к холступрикасался, на прощанье легко пробежал каждую черточку этого потерянного инайденного маминого лица.

…Улицы Старой Кордовы уже редели; под высоченными акациями иплатанами, неподалеку от Алькасара, несколько стариков в черных испанскихплащах вскарабкивались в автобус. Под стенами Мескиты шевелилась соннаявереница коче де кабальос. Не надеясь больше на улов, возничие медленноразъезжались по домам.

Солнце еще стерегло пегие крыши, но пешеходы внизу ужебродили по пояс в вечерней тени… Вдоль белой, рассеченной светом стены,задумчиво брел лишь ловец человеков, продавец билетов национальной лотереи.

Мануэла поднималась по улице, медленно всплывая из тени, какиз воды: по плечи, по колени… Шла, как велел он, не торопясь, с ровной статнойспиной, слегка напряженной, словно в любую минуту готова была вылететь насцену. Он знал, что, скорее всего, его ждут где-то там, у ее дома, но уже нечувствовал ничего, кроме пустынного гулкого покоя, за которым следовало толькоодно: взорванная тьма.

Вот она свернула на свою улицу, подошла к дверям дома,замедлила шаг…

…ему, в эти минуты восходящему на эшафот за многочисленныесвои прегрешения, одиннадцатому в своем роду дону Саккариасу Кордовера, непозволено узнать, что через пять дней в Толедском госпитале Вирхен де ла Салюдроженице Пилар Гарсиа Морос принесут на первое кормление ее новорожденных —двух совершенно одинаковых мальчиков весом по два килограмма сто граммов —поразительно здоровых и крепких для недоношенных младенцев.

Мама подошла к дверям дома, помедлила… И вдруг обернулась.

Он стоял шагах в тридцати, глядя ей прямо в глаза, улыбаясьспокойно и горько.

И в ответ она озарилась счастливой улыбкой, почти беззвучноокликая его:

— Забыва-а-ка! Ты все-таки явился, забывака!

И когда сзади взревел мотоцикл, и сразу хлопнуло и ударило вспину, он по лицу ее — по тому, как молча перехватила она ладонью губы — понял,что убит.

Медленно опустился на колени, опрокинулся навзничь и успелеще увидеть, как спланировало рядом перышко: не из тех обоюдоострых атласныхлезвий белого крыла, а грудное, пуховое, невесомое, как последний вздох; каксамо воркование голубиного горла…

Иерусалим, 2008–2009.

Автор выражает беспредельную благодарность за помощь в сборематериалов к роману:

Лоле Диас, Алексею Осипову, Дине Воляк, Саше Николашкиной,Аркадию Драгомощенко, Кате Вайнер, Алле Либов, Лине Никольской, Тане Гориной,Ефиму Кучеру, Кате Соллертинской, Элле Митиной, Игорю Маркову, Рафаилу Нудельману,Саше Окуню, Соне Тучинской, Тане Черновой.