доброе слово, когда мне трудно было. А мы такого не забываем. Зло — забудем. А добро — никогда. (Уходит.)

Дума входит в соседний барак. П е т р е с к у  склонился над освещенной чертежной доской.

П е т р е с к у. Я ждал тебя. Хотя и побаивался нашей встречи, побаивался, после того как меня частично восстановили в правах. Прекрасная формулировка, не правда ли…

Д у м а. Я давно хотел…

П е т р е с к у. С другими было проще. «Произошла ошибка. Бывает. Доказательство: свободен, работаю…». А с тобой — трудно. Очень трудно.

Д у м а. Петре, как ты мог признаться в преступлениях, которых не совершал?

П е т р е с к у. Что тебе сказать?

Д у м а (просто). Правду… В тысяча девятьсот тридцать седьмом, в сигуранце, — сколько тебе было? Двадцать четыре? Ты рта не раскрыл. Я знаю, проверял…

П е т р е с к у. Там были враги. Я считал, что говорить с ними о погоде — уже предать. Здесь все были мои… мои товарищи… И еще кое-что. Ночи напролет в камере я пытался понять, почему же я испытываю чувство вины? Почему я не до конца уверен в своей правоте?..

Д у м а. Ну и понял?

П е т р е с к у. Да. Думаю, что да. Я понял, что и Стоян по-своему прав. Вопрос стоял и так, как он считал: или будем строить, или нам крышка. Но, по его, выходило, что его правда и моя взаимно исключают друг друга. Поэтому он не мог поступить иначе. А правда, истина — это синтез, его можно расчленить и составить заново. Олариу… именно Олариу заставил меня это понять…

Д у м а (кричит). Каким образом?

П е т р е с к у. Неважно. Зачем ворошить прошлое? Зачем ковырять раны?

Д у м а (настойчиво). Чтобы все это не повторилось в этой стране, с этой партией… А теперь-то какого черта ты здесь торчишь?

П е т р е с к у (улыбается). Работаю. Делаю новый проект стройки, которая нам необходима как вода, как воздух. А все остальное — не имеет значения. Никакого! Поверь мне, Михай.

В другом месте. С т о я н  и  Д у м а.

С т о я н. Я не мог. Делайте со мной что хотите, выгоняйте, я не мог.

Д у м а. Почему ты меня не пустил?

С т о я н (тепло). Я не хотел, чтобы эта неудача легла пятном на твою совесть…

Д у м а (глядит на него с недоумением). Не пойму я. Моя совесть, твоя совесть… Наша совесть — с ней связаны и наши победы и наши поражения… и прежде всего наша ответственность. Когда тысячи людей ждут тебя под проливным дождем — нельзя произнести зажигательную, но пустую речь, сесть в машину и… сбежать. Мы не пророки, не спасители, которые в любое время могут вознестись на небеса… Мы люди, Павел. И рабочие это должны знать… Народ наш испил горькую чашу терпения. Одного он не потерпит — лжи, и это здорово! Не знаю, много ли уроков я извлек из жизни, но этот извлек.

С т о я н. Ладно, хватит теоретизировать… Главная проблема — что делать со строительными рабочими.

Д у м а. Пока работы не возобновятся…

С т о я н. Ты что, спятил? Какие работы? Когда возобновятся? Это еще кто тебе вбил в голову?

Д у м а (спокойно). Петре Петреску.

Большая комната в сельском Доме культуры. На койках спят партийные  а к т и в и с т ы. На столах открытые банки консервов, пустые бутылки. На стенах развешана одежда, плащи. Под кроватями чемоданы, ранцы, тазы. Входит  С т о я н, задыхаясь от злости.

С т о я н. Приятных сновидений, товарищи. Где Дума?

Дума, небритый, встает с постели.

Вам не стыдно? Вас собрали, наш надежный актив… а вы… Что это — ночлежка? Все области нас перегнали… а вы дрыхнете в этой забытой богом деревеньке…

Д у м а (преспокойно вытаскивает таз из-под кровати, мочит в воде кончик носового платка и протирает глаза). Садитесь, товарищ Стоян.

Остальные собираются выйти.

С т о я н. Стойте. Куда же вы? Бежать прямо с места в карьер… Надеюсь, ты не собираешься бриться?

Д у м а (потрогав щеки). Пока нет.

С т о я н (раздражение его прошло). Ребята, ведь всего три месяца назад мы ходили в передовых… Где же ваша гордость? Другие области уже закончили…

Д у м а. У каждой области — своя специфика…

С т о я н. Спасибо за информацию. Не очень-то вы выкладываетесь, братцы… Отдыхаете после обеда, а люди прячутся от вас по закоулкам… Директивы Центрального Комитета…

Д у м а. Директивы Центрального Комитета учат вести разъяснительную работу…

С т о я н. Вы не умеете разговаривать с людьми! Шпарите шаблонными фразами… (Думе.) Приведи ко мне самого упрямого. Человеческая душа — штука сложная, а у вас для всех один ключ — вот дело и не движется…

Д у м а. Гица, позови, пожалуйста, дядюшку Йона…

Та же декорация. Й о н, крестьянин со стройки, стоит перед  С т о я н о м. Д у м а  с отсутствующим видом механически проводит ладонью по небритому лицу.

С т о я н. Дядюшка Йон, партия… и тебе это известно, желает народу только добра… Земля наша полита потом наших предков, омыта их страданиями…

Й о н. Что правда — то правда. Дай вам бог здоровья…

С т о я н. Я знаю, нелегко… человеку расстаться с привычным образом жизни, даже если жизнь его была до краев наполнена горем…

Й о н. Это точно.

С т о я н. Но наша страна не может остаться такой, какой была. Мир движется вперед…

Й о н. Движется, накажи меня господь, с бешеной скоростью…

С т о я н. Партия предлагает вам, трудовому крестьянству, единственно возможный путь — научной, коллективной работы…

Й о н. Не хочу я записываться, товарищ. Хочу быть сам себе хозяином на собственной земле, в своем дому.

Та же декорация. Накурено.

С т о я н  протягивает  Й о н у  папиросу. Йон высыпает из папиросы табак в трубку из обожженной глины.

С т о я н. Выходит так, дяденька, кто-то из нас свихнулся…

Й о н. Неужто?! Вроде незаметно…

С т о я н. Из нашего разговора я понял, что ты не хуже меня знаешь преимущества коллективного хозяйства. Ты размышлял, изучал…

Й о н. А что же прикажите — дураком помирать…

С т о я н. Значит, преимущества — преимуществами, но тебе этот путь не подходит. Что-то одно с другим не вяжется.

Й о н. И хорошо, когда одно с другим не вяжется — иначе от скуки недолго подохнуть…

С т о я н (рванулся к Думе). А тебе нечего сказать?

Й о н. Он мне все это вот уже недели три как вдалбливает. Но у меня туго с мозгами… (Серьезно.) Я не хочу. Вот и все. Не люблю, когда мной командуют. (Поднялся.) Мне жить недолго осталось, товарищи, и свобода мне очень по душе… Пусть останусь я бедным и глупым… Я понимаю… Кооператив надо строить… новые времена того требуют… Я — «за» всем сердцем… только меня не трогайте… Вот что, давайте на том сторгуемся: я скажу, что записываюсь, за мной полсела пойдет. Черт его знает, откуда у меня такой авторитет, — может, потому, что я горластый… Я запишусь, и они за мной, а потом я — в сторону… Я им, бараньим лбам, разъясню, что они дураки, если не видят своего будущего. Даже в Апокалипсисе сказано…