Сергей поднялся наверх. Послышались негромкие голоса и смех из телевизора да иногда — приглушенный смех самого Сергея.

Чем он занимается у себя в комнате, оставалось загадкой. Эйлин как-то заглянула туда в его отсутствие и не нашла почти никаких личных вещей. Телевизор и радиоприемник, небольшой столик и кресло. Стопка русских книг в английских переводах, русско-английский словарь, пузырек лосьона после бритья и чемодан с одеждой. И конечно, кровать.

Где-то в глубине Эйлин ощутила дрожь непрошеного желания. Постаралась отгородиться от него, но ничего не вышло. Даже кончики пальцев покалывало, и в комнате вдруг стало невыносимо жарко. Простыни царапали кожу. Чувствуя себя предательницей — ведь рядом спал Эд, — Эйлин стала тихонько трогать себя, чего не делала уже много лет. Она не останавливалась до самой разрядки. Собственный придушенный вскрик показался ей неизъяснимо скорбным. Потом долго лежала, неудовлетворенная, переводя дыхание рваными сухими вдохами. Вторая попытка закончилась ничем.

Коннелл не слышал, как подошел мистер Марку. Подняв глаза от страницы, вдруг увидел его перед собой и невольно ойкнул.

— Зайди ко мне в кабинет, — сказал мистер Марку и прибавил, когда Коннелл встал: — Сперва газеты перевяжи.

Когда Коннелл вошел в кабинет без окон, управляющий рассматривал огромный, во всю стену, аквариум.

— Ты много читаешь, — заметил мистер Марку.

Коннелл нерешительно кивнул.

— Слыхал про книгу Камю «Падение»?

Коннелл заподозрил ловушку. Мистер Марку любил ошарашить человека под конец смены, когда реакция уже не та, а Коннелл и так попал в немилость за воскресное опоздание на смену «с семи до трех». Он думал, что мистер Марку то ли никогда не спит, то ли установил на всех входах и выходах скрытые камеры, — а оказалось, что просто Садик на него наябедничал. Ребята делали карьеру всеми доступными средствами.

— Слышал, но не читал, — ответил Коннелл.

Мистер Марку гордился тем, что целый год проучился в Иона-колледже, прежде чем долг перед семьей заставил его бросить учебу. Он несколько раз обмолвился при Коннелле, что мечтал получить диплом по литературе.

— Эта книга — притча о преисподней, — сказал мистер Марку. — Дьявол — этот бармен. А, ладно, долго объяснять... — Он выбил из пачки сигарету и закурил. — В среду явишься утром, в шесть сорок пять. Побреешься. Наденешь форму швейцара, вот эту.

Мистер Марку протянул Коннеллу аккуратно сложенную одежду.

Пока Бетани заводила мотор, Эйлин увидела, что к крыльцу приближается Коннелл. Обычно он возвращался после полуночи, а если назавтра не надо было работать в утреннюю смену, то и на рассвете.

— Курица в холодильнике!

Эйлин думала, что Коннелл махнет рукой и пойдет дальше, а он остановился:

— Куда ты едешь?

Эйлин оглянулась на Бетани. Та молча пожала ей руку.

— Так просто, покататься, — сказала Эйлин. — Еще картошка есть. Подогрей в микроволновке.

Когда Эйлин вернулась домой, Сергей в кухне прихлебывал некую жидкость, с виду напоминавшую кофе, а что там на самом деле — может, водка, кто его знает.

— Сегодня тяжело, — сказал Сергей.

— Все в порядке?

— Даже в России я так не работать.

— А что? Случилось что-нибудь?

— Что говорить.

— С Эдом все нормально?

— Спит.

— Это хорошо, — сказала Эйлин.

— Я не против работа, но очень тяжело, — сказал Сергей.

И присвистнул почти восхищенно, с одобрением профессионала. Эйлин сочувственно кивнула.

— Он в туалете какашки по стенкам размазывать, — сообщил Сергей. — А я отмывать. Между плитками. Все чисто.

— Спасибо! — сказала Эйлин. — Вы уж его простите...

— Можно?.. — Сергей уже держал сигарету в зубах, рассеянно щелкая зажигалкой.

— Давайте снаружи, — предложила Эйлин.

Они вышли в патио. Сергей закурил. Эйлин молчала — просто не знала, что сказать. Сергей смотрел на нее, попыхивая сигаретой. В его глазах тлело пламя. Невысокий ростом, он был тем не менее крепкий, будто литой, и волосы вокруг крошечной пролысинки оставались густыми. Стоя посреди патио, Сергей словно занимал большую его часть.

— Хотите? — спросил он, протягивая пачку.

— Спасибо, я не курю.

— Попробуйте, — сказал Сергей. — Один раз. Очень успокаивать.

Эйлин ни разу в жизни не пробовала курить. Во-первых, это чистый дебилизм — по собственной воле повышать для себя риск заболеть раком. И вообще, сигареты — мерзкая вонючая гадость. Эйлин всегда так считала, за исключением только одного короткого промежутка в старших классах. Ей тогда нравился мальчик, который курил, и ее просто зачаровывал аромат табачного дыма, смешанный с запахом одеколона и пота, и вкус табака у него во рту. Она обожала с ним целоваться сразу после того, как он выкурит сигарету. Но Эйлин столько времени пришлось наблюдать, как мама смолит одну сигарету за другой, что это на всю жизнь отвратило ее от курения. При виде переполненной пепельницы тошнота подступала к горлу: Эйлин представляла себе, как ее заставляют съесть все окурки и она давится пеплом.

— Ну хорошо, — сказала она, беря у Сергея сигарету.

А про себя подумала — так бывает в жизни: долгие годы все идет заведенным порядком, а потом вдруг раз — и все меняется, не успеваешь уловить, как это произошло. Будто открыли какой-то клапан и выпустили незримо копившийся пар.

Эйлин протянула руку к зажигалке, но Сергей, вынув сигарету изо рта, зажег от нее сигарету Эйлин.

— Надо правильно раскурить, — объяснил он.

Эйлин сделала несколько осторожных вдохов — никаких неприятных ощущений. Сергей велел затянуться глубже. Эйлин послушалась, вопросительно глядя на него: так правильно? Он усмехался. Легкие Эйлин опалило жаром, и она зашлась в приступе кашля.

— Не смейтесь надо мной!

— Так всегда бывать, — утешил Сергей.

— С подростками, наверное. А не с пятидесятичетырехлетними тетками.

— Со мной тоже так же, — невозмутимо ответил Сергей. — Вы не пятьдесятчетырехлетняя.

— Да нет, как раз такая.

— Может, вам пятьдесят четыре... — Сергей изобразил какой-то странный жест — наверное, понятный его соотечественникам. — Но вы не пятьдесятчетырехлетняя.

Эйлин вспыхнула:

— Ну хватит с меня! — Она бросила почти целую сигарету на пол и придавила носком туфельки, а потом от смущения пнула ее куда-то к себе за спину.

— Вы много работать, — заметил Сергей, продолжая курить. — Моя жена тридцать лет не ходить на работу.