«Бабушкина пиала» – первый рассказ автора, опубликован в альманахе «Молодой Ленинград» в 1960 году.

«Фиг» – там же. По поводу этой первой публикации автору есть что вспомнить. Он как раз вернулся из Средней Азии, из экспедиции, со студенческой практики, молодой, загорелый, полный впечатлений (см. «Одна страна» с. 117 наст. изд.), и получил в руки первые в жизни гранки. О, этот запах! Автор задохнулся от счастья, и на глаза навернулись слезы. Начал читать – и заплакал на самом деле. Шла как раз очередная кампания за чистоту русского языка. Редактором альманаха был писатель, крайне доброжелательный к юному дарованию, настаивавший на публикации его первых рассказов и сделавший своей опытною рукою все, чтобы они «прошли». Вместо «– Здесь чем-то воняет, – сказал дядька», загорелый автор прочитал: «– Здесь пахнет щами, – сказал дядя». Вместо «Красивая ты баба, да дура», дядя сказал: «Красивая ты женщина, но не умна». «Первые шевеления плоти» были заменены на «юные порывы души». И т. д. Образ дядьки пострадал больше автора, но, по-видимому, автору был дорог прообраз. В принципе не склонный к скандалу, автор его поднял. Не все удалось ему отстоять. Разве что «щи» он убрал категорически. Но отказаться от первой в жизни публикации был не в силах. Слова «конформизм» тогда еще в обиходе не было, так что это был лишь «компромисс». Зато ни разу, ни до, ни потом, не бывал автор так богат! Он успел получить гонорар еще в старых, больших (и по формату, и так) деньгах, аккордно по полторы тысячи за рассказ (1500×3 = 4500). Он купил финский териленовый костюм, дефицитную рижскую радиолу и на остаток еще жил безбедно до самой денежной реформы.

«Солнце» – впервые в ленинградской молодежной газете «Смена» 23 апреля 1961 года. Этот ничтожный рассказ был преувеличен критикой:

«Опять возникает ощущение какой-то неполноценности, чего-то не просто недосказанного, недодуманного, непонятого самим писателем. А от подобных провалов не спрячешься ни за какой подтекст.

И самое досадное, что подобного рода поверхностное, так сказать, с лету отношение к действительности сам молодой писатель возводит в некий принцип. Рассказ “Солнце” – тоже по-своему декларация…

Тут уж никакой недоговоренности, сказано предельно ясно – броди, дыши, радуйся весне, солнцу… блеску металлических кнопок на асфальте, мимолетным впечатлениям жизни, это главное, это и есть сама жизнь, а все остальное, вторичное, может подождать.

На месте Битова и уж во всяком случае на месте редактора я бы не включал бы в сборник этот рассказ, как бы поэтично он не был написан…» (Литературная газета от 24 марта 1964 года).

Самое удивительное, что теперь я согласен с критиком гораздо больше, чем с тем, кто находил способ меня все-таки похвалить. И только поэтому включаю этот рассказ.

«Пятница, вечер» – рассказ был принят в состав первой книжки автора, но в последний момент все-таки исключен за безнравственность. Впервые опубликован в 1990 году.

«Жены нет дома» – впервые опубликован редактором К.М. Успенской в сборнике «Большой шар». Эта первая книжка автора легла на прилавок весной 1963 года, ровно в день открытия знаменитого хрущевского пленума по идеологии (явившегося результатом посещения выставки в декабре 62-го). Помноженная на провинциальный, обкомовский коэффициент, кампания развернулась и в Ленинграде. Дыхнуло 46-м годом, пахнуло «космополитами», Ленинград был уже не Москва, своих абстракционистов удавалось сыскать с трудом. «Большой шар» подвернулся кстати. Особое негодование вызвал именно рассказ «Жены нет дома». Он был осужден на отчетно-выборном собрании писателей Ленинграда. «В своем время общественность справедливо указывала на преобладание таких негативных тонов в деревенских очерках А. Яшина “Вологодская усадьба”, в рассказе А. Солженицына “Матренин двор”. Недавно на пленуме Ленинградского горкома КПСС, обсуждавшем работу ленинградских писателей, столь же справедливо подверглись критике произведения молодых литераторов А. Битова и Г. Горышина именно за чрезвычайную приниженность и растерянность изображаемых героев» («Известия» от 14 августа 1965 года).

Редактора лишили прогрессивки и премии, автора – какой-либо возможности печататься (см. «Некрасов о Чуковском»).

«Юбилей» – впервые в том же сборнике. Недавно, уже после пятидесяти, автор проснулся в удивительно легком состоянии. По-видимому, такое редко с ним случалось, судя по его радостному тому удивлению. Главное, ни с того ни с сего. Легко – и все. Ничего не болит. Радость эта перекликнулась с чем-то далеким, завалившимся в подсознание. Автор не понял, почему, встав с постели, он сразу разбудил свою восьмидесятилетнюю мать и стал расспрашивать ее о самочувствии: а когда ты сейчас проснулась, у тебя что-нибудь болело? И ты чувствовала себя легко? Непонятное торжество испытал автор, услышав в ответ, что это только ходит она с трудом, а просыпается легко и без какой-либо боли. Значит, такое бывает! Значит, он тогда не так уж был неправ… Когда – тогда?

Тогда – это осень 1963 года, Комарово. В Доме творчества поселилась «на срок» Ахматова. Окруженная необыкновенным почтением, была она не только величественна (это ей доставалось легко), но и неожиданно для меня жива, внимательна и наблюдательна. Мне было передано, что я могу подарить ей книгу. Автор единственной книжечки, я был удостоен чести, которой не ожидал. Я бы сам не рискнул предстать перед судом, с постановлением которого не смогу не посчитаться. Я вручил ей книжку, она тут же прочитала надпись. «Какой Анне Андреевне? – удивилась она. – Городничихе, что ли? Есть и еще Анны Андреевны… Запомните (меня тоже в свое время этому научили, так что это не обидно), надпись на книге должна содержать прежде всего кому, от кого и когда. Можно где. Это должно быть ясно. Остальное там уважение, почтение, восхищение не так обязательно, потому что недостаточно точно». Так состоялось наше знакомство. Она благосклонно выждала, пока я исправил надпись, и книжку приняла. Тем, я надеялся, дело и кончится: не станет же она ее читать. Однако она сама остановила меня, и довольно вскоре, чуть ли не на следующий день. Сказала, что прочла, что из рассказа «Большой шар» можно было бы сделать симпатичный фильм (комплимент в ее устах достаточно сомнительный), а вот в рассказе «Юбилей», извините, вы написали полную чушь. (Мол, что вы, двадцатилетний, можете знать о самочувствии семидесятилетнего человека!) Проснулись бы вы… все болит, все ломит, невозможно начинать день. И это, надо полагать, она могла сказать мне с полным знанием дела, не только в категориях поэтической точности. Я, естественно, был смущен и согласился с нею. Я, надо сказать, не слишком переживал свой провал в ее глазах. Я и не думал обидеться и навсегда забыл о «Юбилее», настолько, что никогда никуда его не включал.

И вот через четверть века просыпаюсь я однажды неожиданно легким… Нет, существует-таки авторское самолюбие!

Первое путешествие написано в 1960 году, с пылу с жару в буквальном смысле. Проработав сезон на буровой на границе Узбекистана и Таджикистана, прожаренный среднеазиатским солнцем, я оказался впервые в профессиональном положении как писатель: надо было срочно использовать возможность снова напечататься в том же альманахе «Молодой Ленинград», где были опубликованы первые три рассказа.