А нищета порывы их гасила

И зажимала помыслы в тиски.

Вот так в морях жемчужины блистают,

Но этот свет не разрывает тьму;

И так цветы свой нектар изливают,

Не подарив ни капли никому!

Быть может, сельский Хэмпден несогбенный

Под вязами обрел последний кров,

Иль Кромвель, кровию необагренный,

Иль Мильтон, не оставивший стихов.

Приказывать сановному собранью,

Вступать, шутя, в смертельную борьбу,

Щедроты рассыпать бездумной дланью,

В глазах страны читать свою судьбу —

Им не дал Бог; но мерою одною

Отмерив добродетель и порок,

Он запретил глумиться над нуждою,

Плести интриг предательский клубок,

Таить нарыв во тьме души растленной,

Забыв, что значат совесть, стыд и срам,

И подле трона роскоши надменной

Курить священной музы фимиам.

Вдали толпы, безумьем одержимой,

Их здравый смысл от крайностей берег —

В юдоли сей стопой неутомимой

Брели они тишайшей из дорог.

Над прахом их свершиться поруганью

Нехитрые надгробья не дают,

А вирши, призывая к состраданью,

Пролить слезу прохожего зовут.

Неграмотная муза, как умела,

Оставила печальную печать —

Их лета, имена напечатлела

И притчу, как пристало умирать.

Кто, уходя навеки в жизнь иную,

Сей мир прекрасный кинуть не жалел?

Кто не тянул минуту роковую,

Когда назад в последний раз глядел?

Душа взывает, чтоб чело склонили,

Чтоб слезы пролились у наших ног!

Живая плоть еще кричит в могиле,

И теплится во прахе уголек!

И ты, заступник сих гробов забвенных,

Умрешь в свой час, и, может быть, к тебе

Придет питомец дум уединенных

И грустно спросит о твоей судьбе.

Седой старик, быть может, так ответит:

«Я помню, как по утренней росе

На холм он поднимался на рассвете,

Чтоб увидать зарю во всей красе.

Как у реки под искривленным буком

За часом час в молчании сидел,

К полуденным прислушивался звукам

И на воду бегущую глядел.

Как на опушке, с думою глубокой,

Когда, окончив труд, мы шли домой,

Внимал он песне птицы одинокой

И долго на закат глядел с тоской.

Как в роще той со взглядом воспаленным

Метался и губами шевелил —

Один, как перст, с душой опустошенной

Он опускался на землю без сил.

Но день настал — на холм он не поднялся

Полюбоваться юною зарей;

Настал другой — но он не появлялся

Ни в розе, ни в лесу, ни над рекой.

На третий день услышали селяне,

Как колокол по мертвому звонит…

Ты грамотный — прочти, вон там в бурьяне

Под каменной плитою он лежит».

Эпитафия:

«Спит юноша под этою плитою,

Навек покинув мир страстей и нужд.

Был Музе мил он лирою простою

И тихой меланхолии не чужд.

Душою был он щедрым и прекрасным —

И у Небес награду заслужил:

Он отдал слезы — все, что мог! — несчастным;

Все, что хотел он — друга — получил.

Теперь ступай, не стой над этим прахом —

Нам не дано прощать и осуждать;

Его душа с надеждою и страхом

Суда Господня будет ожидать».

Перевод В.А. Жуковского

О любимой кошке, утонувшей в вазе с золотыми рыбками

У края вазы восседая,

Где вырастил талант Китая

Лазурные цветы,

Скромнейшая из полосатых,

Селима, в мыслях грустноватых,

Смотрела в глубь воды.

И чуткий хвост являл забаву,

И снег усов, и лик лукавый,

И лап шерстистый мох,

Мех, испещренный торовато,

Смарагды глаз, ушей гагаты,

Мурлыканье и вздох.

Она смотрела — в стенах тесных

Плыли два ангела небесных,

Два гения ручья:

Как пурпур Тира, сине-ал,

Наряд их пышный извергал

Златого блеск луча.

Бедняжка Нимфа все смотрела,

Усы, а позже лапу смело

(Облизывая рот),

Она тянула за наградой:

Из жен любая злату рада,

А рыбе — всякий кот.

Самонадеянная дева!

То справа заходя, то слева,

Игру с огнем вела.

Судьба с ухмылкою глядела:

О скользкий лапа край задела —

Селима вглубь ушла.

Осьмижды из воды всплывая,

Она мяукала, взывая

К богам текучих вод —

Дельфин и дщери Океана,

Том и жестокая Сусанна

Несчастью дали ход.

Красотки! Пусть узнает всяк,

К чему ведет неверный шаг:

За все грядет расплата.

Не все, что манит мысль и взгляд,

Есть лучшая из всех наград,

Не все, что блещет, злато.

Перевод А. Парина

Бард. Пиндарическая ода

Введение (От автора)

Следующая ода основана на бытующем в Уэльсе Предании, что король Эдуард I, завершив завоевание своей страны, приказал предать смерти всех Бардов, попавших в плен.

I.1 Cтрофа

«О смерть, расправься с королём!

Недвижны стяги от смущенья —

Победы вихрь их тряс крылом,

Теперь же нет ни дуновенья,

Кольчуга, шлем, спасающий от ран,

И доблесть не помогут, о Тиран,

Не скроешь страх под королевским платьем

Пред скорбью Камбрии, пред Камбрии проклятьем!»

Таков был звук, что Эдвард услыхал,

И каждый, гордый шлем клоня в тревоге,

По Сноудону спускался и вздыхал,

Измученный в томительной дороге;

Могучий Глостер в ужасе застыл,

И Мортимер, затрепетав, копьё схватил.

I.2 Антистрофа

На скале, чей хмурый склон