ходжи. Сначала укажу только на то, сколь много значил мой наставник, если такой важный везир, как Ахмед, сын Хасана, явился на обряд оплакивания и по приглашению. Я слышал от моего наставника: «Однажды в Газне покойный эмир развлекался вином, и принесли множество цветов. Из моего сада я послал, ему рано на заре только что распустившиеся розы, а вслед за тем и сам отправился на поклон. Пришли великий ходжа, родичи и свита. Эмир сидел за вином. Он удержал [при себе] ходжу и меня, и пошло большое веселье. Поздним утром ходжа сказал: «Да будет долгой жизнь государя! Есть обычай в пору роз выпить сатгин [за них], ибо они гости на сорок дней; особенно за такие, как эти, прекрасней и душистей коих и быть не может». «Это Бу Наср прислал из своего сада», — заметил эмир. «Следовало бы посмотреть на этот сад», — промолвил ходжа. «Ты что же, напрашиваешься в гости?» — спросил эмир. «Что же делать?» — ответил тот. Обратившись ко мне, эмир спросил: «Ты на это что скажешь?» — «Да будет долгой жизнь государя, — ответил я, — у лисиц не хватает смелости охотиться на яростного льва с помощью леопардов — эта дверь заперта наглухо». — «А ежели лев отпустит?» — задал вопрос эмир. «Тогда показать можно», — был мой ответ. «Я отпускаю, покажи», — промолвил эмир. Оба ходжи поклонились. Принесли сатгины, с удовольствием выпили, и на этом пиршество кончилось. Через неделю наставник мой отпросился у султана и получил увольнение. Ходжа Ахмед приехал в сад, и там сделали большое, славное дело. В час предзакатной молитвы эмир прислал туда Бу-л-Хасана Укайли с устным извещением, дескать, поухаживайте за Бу-л-Хасаном, мы даем вам увольнение. Завтра с похмелья выпейте утренний кубок, ведь на заре сад еще прекрасней. Оба вельможи обрадовались этой милости, и на другой день [тоже] шло большое веселье, а в час предзакатной молитвы разъехались.

/342/ Во вторник, двадцатого числа сего месяца[760], пришло письмо от Абдуса со спешными гонцами, хорезмшах, дескать, выступил из Хорасана, а меня отправил обратно ко двору, [удовлетворив] желания. Эмир на другой день сел верхом, выехал в поле и сделал смотр салару и рати, коих назначили соединиться с Алтунташем. До часа предзакатной молитвы проходила конница в полном вооружении и снаряжении и множество пехоты; говорили, что их было пятнадцать тысяч. Когда рать отбыла смотр, эмир сказал обоим саларам, Бектегину Човгани, отцовскому [служаке], и мас'удовскому Пири Ахуру, а также серхенгам: «Будьте благоразумны и бдительны и запретите войскам обижать раиятов как в наших владениях, так и во владениях чужих и неприятельских. Когда вы приедете к Алтунташу, то служите честно, действуйте по его приказу и ничему не противьтесь». Все ответили: «Слушаемся», — сошли с коней, облобызали землю и отправились. Эмирека Бейхаки, начальника почты, назначили начальником почты при этой рати. [Эмир] позвал его вместе с везиром и Бу Насром Мишканом, остался наедине [с ними] и дал распоряжение по всем вопросам. Эмирек же откланялся и поехал.

В понедельник, первого числа месяца джумада-л-ула сего года[761], Али Дая проводили в вещевую палату и надели на него халат си-Пахсалара, потому что великий ходжа говорил, что нет более почтенного человека и старца, чем он, и есть у него оружие, снаряжение, воины и гулямы. На него надели халат, какой по старинному обычаю полагался сипахсаларам, и он удалился. [Все] хорошо воздали ему должное. На другой день он двинулся в Хорасан с четырьмя тысячами султанской конницы с тем, чтобы всем слушаться распоряжений сипахсалара Ташферраша и дебира Тахира, расположиться в Тусе и поддерживать тех людей, а [Али Дая] внушал бы всем бодрость и заботился, чтобы в Хорасане не случилось неурядицы.

От Эмирека пришло сообщение тайнописью: «Когда хорезмшах завидел султанскую рать, то сначала испугался было, что это Али-тегин приготовился к битве, собрался и погнал судно по Джейхуну обратно, покуда его кедхудай Ахмед, сын Абдассамада, не придал ему бодрости. Хотя [Ахмед, сын Абдассамада] это сделал, хорезмшах /343/ как будто пал духом, и я несколько раз ходил к нему, покуда он немного успокоился. Может быть, исход дела и будет благополучный, но теперь, в начале, он представляется по меньшей мере темным». Везир сказал: «Хорезмшах не повернул обратно и не ушел, дело поправится и вреда не произойдет». На балхской дороге посадили почтовых гонцов и стали с нетерпением ожидать оттуда известий. Спешная почта приходила каждый день.

[Однажды] утром почта пришла окольцованная и запечатанная: «Когда хорезмшах переправился через Джейхун, Али-тегину стало об этом известно. Он препоручил город Бухару мавераннахрским газиям, а казну и что было у него полегче увез с собой в Дебуси, чтобы дать там сражение. Он распорядился, чтобы в кухандизе держали сотни полторы гулямов, кои были получше. Услышав об этом, хорезмшах отправил в набег на Бухару десять серхенгов с [их] хейлями и отправился сам, приготовившись к битве и преградив слева и справа дороги, чтобы не понести урона от засад. Когда он достиг Бухары, шихне Али-тегина бежал в Дебуси, а мавераннахрские газии и горожане смиренно вышли навстречу, изъявили рабскую покорность высокой державе и сказали, что они уже давно страстно желают быть подданными великого султана, царя ислама Шихаб-ад-довле, да продлит Аллах его господство. Хорезмшах обошелся с ними милостиво и приказал окружить кухандиз и взять силой и мечом. Человек семьдесят отборных турецких гулямов попались в плен. Их отделили, чтобы отправить к высочайшему двору, а кухандиз и хисар разграбили; в руки войска попало много добычи и животных. Хорезмшах на другой день пошел на Дебуси.

Явились лазутчики и сообщили, что Али-тегин привел огромную, рать как ту, которая у него была, так и туркмен потомков Сельджука, и ополчение и хочет дать бой у Дебуси, что примыкает к Саганьяну, в месте, удобном для засад, с проточными водами и множеством деревьев. Победа и успех выпадут на долю высокой державы».

Несколько времени тому назад эмир приказал соорудить суффу на другой стороне сада, напротив хазры, суффу очень высокую и просторную, на небольшом холме, возвышающемся над садом, а перед [суффой сделать] большой водоем и широкую площадку, так чтобы войско могло стоять в два ряда. Некоторое время ушло на постройку и сейчас [ее] кончили. Ходже /344/ Абдаллах ал-Хусейну, сыну Али Микала, велели приготовить все наилучшим образом, потому что эмир во вторник, восемнадцатого числа месяца джумада-л-ула[762], сядет в этой новой суффе. В этот день он открыл там прием;