Мгновение и заклятие рассеялось, оставив на траве младенца и двух запыленных после дороги нелюдей.

– Понятно, – как-то грустно улыбнулся Гадин. – Так вот кто будет моим приемником.

– Не бард? – задумался Ролани. – Но почему?

Более старший оборотень, тот, на котором проявлялись регалии командующего, поднялся на ноги и улыбнулся:

– Нам он об этом не рассказывал, уважаемый Ролани. Нам особо приятно познакомиться с отцом Дэвида.

Младший фыркнул и мечтательно закатил глаза:

– Вот вернемся… и я расскажу Дэвиду про то, какой он был лапочка.

Ролани хмыкнул и поднял сына с травы.

– Дэвид значит, – он погладил чистый лоб младенца, тот уже сладко посапывал с одеяле. – Что ж… неплохое имя. Гадин. Когда он придет к тебе, ты позаботишься, чтобы он был достоин того титула, который ты носишь?

– Ну, если все пройдет нормально и так как это должно свершиться, то конечно, – кивнул рыжеволосы. – Твой сын все-таки.

– Хорошо, – кивнул бард.

– Кэртис, Эрик, – к ним подошел юноша.

Гадин не сдержался и присвистнул, разглядев его поближе:

– Отличная маскировка, юноша.

Сапфировые глаза взглянули на него и… улыбнулись.

– Спасибо, темный.

– Ли, смотри кто это, – младший оборотень, тот что Эрик радостно потянул вновь подошедшего к Ролани. – Это Дэвид! Такой маленький!

– Значит ему все-таки более восьмиста лет, – пробормотал тот, разглядывая сладко спящего ребенка, а потом поднял глаза и Ролани вздрогнул.

Они оба замерли, вцепившись друг в друга взглядами, и юный жрец Лейлы медленно отступил на шаг, потом еще один. А потом… низко поклонился барду. Тот прищурил насмешливые золотистые, как у сына глаза и тихо произнес.

– Приятно познакомиться, жрец Лейлы…

В воздухе витало странное напряжение.

Я шел на звук гитары. Манящий звук, которому не мог противостоять. Наверное. только я один его слышал, потому что играли специально для меня. Тогда я видел глаза Ролани Барда, самого знаменитого певца Эмира за все времена. Того, кто пел для самих богов, снизойдя до их просьбы… и то, что я там увидел, я не смог рассказать никому. Даже Кэртису. Хотя все они видели, что что-то случилось между мной и отцом Дэвида.

А теперь он заманивал меня. И я пришел.

Он сидел на большом валуне, спиной ко мне и перебирал струны гитары. Чем-то в этот момент он мне живо напомнил Сигана. Какая-то странная резко-печальная мелодия, рвалась со струн.

– Ты все-таки пришел, – заметил он, не поворачиваясь.

– Ты позвал, – пожал я плечами и сел рядом. И вспомнил, что если у Дэвида были золотые глаза, то надо сильно приглядеться к глазам барда, чтобы увидеть, что под таким же золотом скрывается самый настоящий янтарь, в котором можно увязнуть, как какому-нибудь неосторожному насекомому.

– Ты увидел…

Я молча кивнул.

Бард покосился на меня:

– Почему промолчал?

– А что это даст? Но, по крайней мере, теперь я знаю, почему исчез Ролани Бард… эта тайна будет греть мне душу… если конечно, ты не собираешься меня избавить от памяти того, что я увидел на дне твоего взгляда.

Он тихо рассмеялся:

– Нет. Раз ты смог увидеть, значит так и надо. Видеть подобных себе дано лишь тем, кто рано или поздно окажется в таком же положении. Тебе предстоит длинный выматывающий и необычный путь, маленький жрец Лейлы…

– Почему же я увидел в твоих глазах его окончание? – поинтересовался я, ежась, как от холода, хотя светило солнце.

– Потому что ты стоишь в самом начале пути… и тебе кажется концом то, что может стать началом нового витка. Ты совсем не случайно оказался здесь, маленький жрец… – он вздохнул и положил ладонь на струны. Его взгляд был серьезен.

– Я… однажды моя служба Лейле закончится?

Он смотрел на меня… потом пожал плечами:

– Однажды заканчивается все. А сколько пройдет времени знает лишь одна судьба, жрец. Тебе сейчас сложно понять, да ты и не хочешь понимать… и не надо. Просто прими к сведению то, что ты увидел и сохрани это… Когда понадобится, ты воспользуешься полученным.

Я медленно киваю… а потом все-таки спрашиваю:

– Каково это – служить силе, неизмеримо выше, чем боги?

Слабая улыбка скользит по губам барда.

– Ты задаешь вопросы, ответы на которые ты сам сможешь получить… но очень не скоро.

– Хорошо, – снова киваю я… – Зачем воплощенному безумию этот фарс с битвами?

И снова загадочная улыбка:

– Тебе твоя богиня часто объясняет мотивы своих поступков?

Я медленно покачал головой.

– Почему же ты думаешь, что меня посвящают больше?

И мне почему-то стало стыдно, словно я снова мальчишка и что-то не понимаю в словах мамы.

Ролани хмыкает и касается струн гитары:

– Давай-ка я лучше спою тебе. Ты же слышал, что я могу спеть о любом человеке или боге… о ком бы ты хотел услышать сейчас?

И я поднимаю голову:

– О тебе.

– Никто никогда не просил меня о таком, – задумчиво наклоняет Ролани голову. – Но… понимаю… я спою тебе о себе, Лорд Лилиан. Когда еще мне представится такая возможность…

Некоторое время он сидел, задумчиво вглядываясь в пространство, а потом коснулся с струн.

Лейла Великая и Прекрасная! Когда в Мигаре я танцевал свой Танец со Смертью, я танцевал не только телом, но и душой. И музыка, которую слышали тогда на площади была музыкой моей души. Ролани так пел, как я тогда танцевал, единственный раз в своей жизни.

Я слышал слова его песни. Но не мог запомнить ни строчки, он пел, а пространство растворяло тебя в его песни, заставляя слышать не ушами, заставляя погружаться в песню. Это была его жизнь: от самого своего рождения до нашей с ним сегодняшней встречи здесь и сейчас. Я её не видел и не слышал, я её ЧУВСТВОВАЛ.

И еще долго после того, как затихла мелодия и замолчал его голос, я лежал в траве, комкая стебли цветов, попавших под руки. А невидящие глаза пытались увидеть небо.

– Еще никто на Эмире не слушал меня так, – его голос вплелся в пространство. – Спасибо, маленький жрец. Я очень надеюсь, что в том повороте жизни, который ты увидел в моих глазах, мы снова с тобой встретимся.

Я медленно заставил себя сесть.

– Вы величайший из бардов, – тихо сказал я ему. Затем медленно поднялся на ноги и ушел.

Кирилл встретил меня у самой кромки лагеря. Его глаза сияли, и я невольно выпрямился, чувствуя, как прихожу в себя.