и заморских вин – была небольшой. Пили их как вместительными, пускавшимися по кругу рогами, окованными по краю серебром и златом, и чашами-братинами, так и из индивидуальной посуды: серебряных чарок, похожих на маленькое блюдце с плоской горизонтальной ручкой.

Чарки пришли из Степи. Они во множестве обнаружены в Венгрии, включая вариант, когда вместо ручки у серебряной чарки с золотыми узорами сделана пряжка: удобно и пальцами держать, и в походе к поясу подвесить. Узкие дружинные пояса с серебряными бляшками часто имели бляшки со сквозными дырочками или множество колечек, выступающих за нижний край пояса. При отсутствии в это время карманов (во всей Евразии) все, что надо было носить с собой, привязывалось тонкими кожаными ремешками к воинскому поясу. Здесь были нож, ложка в кожаном футляре, кованое стальное кресало и кремень для разведения огня, чарка, тонкой работы деревянный или костяной гребешок (даже богатыри следили за своими кудрями) и другие мелочи, необходимые для пира в княжьем тереме, для охоты и военного похода, куда дружинник мог отправиться прямо из-за стола, прихватив лишь вооружение и суму с припасами (в виде конверта или затяжного мешка на плоской перевязи через плечо).

Во время застолья дичь и непременные пироги должны были подавать на больших керамических и металлических подносах, однако они не обнаружены. Не исключено, что все это просто приносили к столу на досках. Щи и каши готовились в горшках и подавались в глиняных, в том числе по-ромейски расписанных красками глазурованных мисках. Из Царьграда была и со вкусом описанная в былинах драгоценная посуда: подносы, тарелки, горшки и миски, чаши, кубки и стаканы, сделанные из позолоченного серебра, украшенного округлыми и плоско граненными каменьями и перегородчатой эмалью, или из модного разноцветного стекла. Ложки, как справедливо сказано в летописи, были деревянные; согласно археологии, временами украшенные тонким резным узором. Серебряные ложки по форме и орнаменту были ромейскими.

К тому времени на Руси одни были богаты, другие зажиточны, третьи нищи и убоги. Чтобы бедные не голодали между пирами и праздниками, Владимир приказал раздавать на своем дворе пищу и питье всякий день. И даже более – велел слугам грузить снедь на телеги и возить по городу, кормить-поить больных и неспособных ходить.

Понимаю, что это выглядит уж вовсе сказочно, поэтому отсылаю к Начальному своду и «Повести временных лет»: «Повелел он всякому нищему и убогому приходить на княжий двор и брать все, что надобно: питье, и пищу, и из казны деньги. Устроил он и такое: сказав, что “немощные и больные не могут дойти до двора моего”, приказал снарядить телеги и, наложив на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мед в бочках, а в других квас, развозить по городу, спрашивая: “Где больной, нищий или кто не может ходить?” И раздавали тем всё необходимое. И такое делал он для людей своих: велел он по всем дням недели на дворе своем в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям, и сотским, и десятским, и лучшим мужам – при князе и без князя. Бывало на обедах тех множество мяса – говядины и дичины, было все в изобилии».

Для дружины князь вообще ничего не жалел. Закричали как-то раз в подпитии воины: «Зло есть нашим головам! Дал нам князь есть ложками деревянными, а не серебряными!» Деревянные ложки были традиционными: они различались только украшениями. Но князь не стал жадничать. «Услышав это, Владимир повелел выковать серебряные ложки, сказав так: “Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец мой с дружиною доискались золота и серебра”. Ибо Владимир любил дружину и с нею совещался об устройстве страны, и о войне, и о законах».

Сохранившимися знаками пожалования дружинников стали монеты первых русских князей. Для серьезного воздействия на денежное обращение тиражи их были невелики: их найдены сотни, тогда как арабских дирхемов и западных денариев сотни тысяч. Для большого торга использовались дирхемы и денарии, а также киевские, черниговские и новгородские гривны (вытянутые ромбы и бруски серебра) и их принимаемые на вес куски – рубли. Но как знаки княжеского внимания монеты были великолепны. Владимир Святославич выпускал дивной красоты сребреники и златники, на которых с одной стороны был изображен Христос, а с другой – великий князь, по ромейскому образцу. Золотые монеты чеканились с крещения Руси до смерти Владимира Святого, серебряные – с крещения до утверждения Ярослава Мудрого у власти в 1019 году. Обычно монеты Ярослава датируют его пребыванием в Новгороде в 1015 году, когда ему было необходимо награждать воинов. На поздних монетах Владимира появилось его клеймо в виде трезубца; у Святополка и Ярослава оно превратилось в двузубец. Около 1078 года тмутараканский князь Олег-Михаил Святославич чеканил для своей дружины серебряные монеты с изображением архангела Михаила и надписью: «Господи помози Михаилу»[206].

Широко разлетелась слава о пирах и щедрости Владимира. Со всех сторон съезжались к нему богатыри. По правую руку князя за белодубовым столом сидел его дядя, Добрыня Златой Пояс, непобедимый воевода из Дюбена. В летописях его отчество Малкович, в былинах – Никитич. И отец былинного богатыря – из Переяславля-Рязанского, пограничного города, известного по письменным источникам с 1095 года, хотя богатырская застава здесь прослежена археологами по торговым пломбам с VIII века. Храбрость, сила и дипломатическое «вежество» богатыря позволили ему и князю жену добыть (что Добрыня Малкович делал дважды – с Рогнедью и царевной Анной), и племянницу князя Забаву Путятишну из лап Змея освободить, и на непобедимой богатырше-полянице Настасье, дочери самого Микулы Селяниновича, приглянувшись ей, жениться.

Вполне былинным выглядит рассказ Начального свода о том, как в 985 году «пошел Владимир на болгар в ладьях с дядею своим Добрынею, а торков привел берегом на конях; и так победил болгар. Сказал Добрыня Владимиру: “Осмотрел пленных колодников: все они в сапогах. Этим дани нам не платить – пойдем, поищем себе лапотников”. И заключил Владимир мир с болгарами, и клятву дали друг другу, и сказали болгары: “Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель – тонуть”. И вернулся Владимир в Киев». Летописный Добрыня, очень похожий практичностью на свой былинный образ, сразу понял, – по сапогам, – что перед ним собратья, берущие дань, но не дающие ее. Хотя в отказе от дани или, на худой конец, от выкупа за пленников на практике дозволительно усомниться.

Среди былинных богатырей сидели за княжеским столом братья Добрыни, Иван Дубрович и Василий Казимирович, племянник князя Владимира Иван Годинович. Сидел здесь и Рагдай, о котором под 1000 годом сказано в Никоновской летописи: «Преставился Рагдай Удалой, который наезжал сам на триста воинов», и упомянутые в той же летописи Ян Усмошвец, Малвред Сильный, Андрих