Бокий: Варченко называл имена монголо-тибетских мудрецов Нага-Навана и Хаяна Хирва. Мудрецы эти входили в состав приезжавшей в 1918 году в Ленинград и Москву Монголо-Тибетской делегации, с тем чтобы установить связь с Советами. Советским правительством делегаты приняты не были и, оскорбившись, уехали назад. Варченко, однако, во время их пребывания в Ленинграде имел возможность встречаться с ними, и они посвятили его в свои планы. Занимаясь сам в период встречи с познанием абсолютной истины (абсолютного понятия добра и зла), я заинтересовался его рассказом о существовании синтеза абсолютных научных знаний и пытался организовать Варченко в том же 1925 году поездку в Афганистан, с тем чтобы войти оттуда в контакт с хранителями этой Древней Науки. Предприятие наше, однако, сорвалось, т. к. против него запротестовал Чичерин.

Независимо от срыва моего предприятия, я, не отказываясь от намерения войти в контакт с хранителями Древней Науки, организовал из числа сотрудников спецотдела кружок по изучению этого мистического учения. Кружок этот работал под руководством посвящённого в его тайны Варченко. Входили в кружок сотрудники Спецотдела ВЧК/ОГПУ Гусев, Цибизов, Клеменко, Филиппов, Леонов, Гопиус, Плужницов. Вскоре после организации мною кружка, однако, выяснилось, что привлечённые мною в него лица из числа сотрудников Спецотдела не подготовлены к восприятию тайн Древней Науки. В связи с этим кружок распался и я привлёк для изучения мистического учения Варченко новых лиц из числа своих старых товарищей по Горному институту. Эти лица впоследствии и составили наше масонствующее сообщество». (Установить первоисточник данного документа мне, к сожалению, не удалось. Поэтому за его подлинность ручаться не могу. — Авт.)

Хочу обратить внимание читателя на то, что допрашивался не матрос-анархист или недоучившийся студент, которых было достаточно среди сотрудников ВЧК. В отличие от многих своих сослуживцев, Глеб Иванович успел получить достойное образование, учился в лучшем в империи Горном институте им. императрицы Екатерины II, был выходцем из древнего дворянского рода выдающихся учёных, да и дружба с В. И. Лениным со времён «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» что-то да значила.

Если же кто-то решил, что в XXI веке интерес спецслужб к подобным явлениям пропал, могу порекомендовать пытливым читателям книгу без авторства «Проект Россия», ещё несколько лет назад занимавшую важное место во многих начальственных кабинетах как на Старой, так и на Лубянской площадях.

В конце 20-х годов прошлого века «тайные знания» — это не такая уж ересь. Создавая новую мировую религию, большевики довольно серьёзно относились к сверхъестественным способностям человека, особенно к формированию условий, при которых они проявляются.

Я думал, Ты всесильный Божище,

А Ты недоучка, крохотный божик.

Видишь, я нагибаюсь,

из-за голенища

достаю сапожный ножик.

Крылатые прохвосты,

жмитесь в раю,

Ерошьте волосы в испуганной тряске

Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою

Отсюда до Аляски.

Пустите, меня не остановите

Вру я, вправе ли

Но я не могу быть спокойней…

(Маяковский В. В. Тринадцатый апостол)

Этим принципиальным интересом объясняется и то, что именно Я. Блюмкин в 1926–1928 годах при непосредственном участии Г. В. Чичерина организовывал секретные экспедиции с целью найти мифическую Шамбалу. Формально исследователями руководил теософ и художник Николай Рерих[124], но если основной целью «недоброго колдуна с длиной седой бородой», как называл его А. В. Луначарский, были всё-таки научные изыскания, о чём свидетельствуют его обширные дневники, то основной задачей старшего уполномоченного иностранного отдела ОГПУ Я. Блюмкина, периодически выступавшего в образе благочестивого монгольского монаха, было ни много ни мало — свержение Далай-ламы XIII. Этим же, по всей видимости, и был вызван пристальный интерес к необычной экспедиции английского полковника Фредерика М. Бейли, занимавшего должность political officer в Сиккиме. Всё-таки умели действовать масштабно большевики!

Несмотря на то что Яков Блюмкин никогда не скрывал своей близости к Льву Троцкому, а порой откровенно бравировал ею, что на самом деле соответствовало действительности, именно ему было поручено руководство советской агентурой на Ближнем Востоке. Л. Д. Троцкий, в секретариате которого чекист работал после окончания военной академии РККА, писал о нём: «Я взял его к себе, в свой военный секретариат, и всегда, когда я нуждался в храбром человеке, Блюмкин был в моём распоряжении».

Перед своей оказавшейся последней командировкой Яков написал завещание, которое по своему замыслу было очень похожим на предсмертное письмо Владимира Маяковского. Чекист просил установить персональную пенсию своей жене и сыну: «Мне грустно думать, что сын мой будет так же бессильно мало знать о своём отце, как я о своём», попросил, чтобы его единственному сыну Мартину дали воспитание, которое «должно быть обязательно коллективистское, трудовое, коммунистическое с пропорциональным физическим уклоном». Не забыл Блюмкин упомянуть в завещании и своих других родственников: «В том случае, если помощь, оказываемая Соввластью, будет составлять не ниже 50 % моего месячного заработка (225 р.), я надеюсь, что она будет больше, то соответствующие суммы выдавать на содержание и воспитание племянниц моих Флоры и Шелли Блюмкиных, дочерей моей сестры Розалии Григорьевны и т. Исаака Рая, беззаветно преданного коммуниста, погибшего смертью на Украинском фронте в рядах 3-й армии (б. Румфронта) весной 1918 года».

Конечно, невольно возникает вопрос: «О чём вообще думали такие отчаянные люди, как капитан Блюмкин?» Возможно, что были какие-то исключительные примеры заботы спецслужбы о семьях своих геройски погибших товарищей, раз на неё так рассчитывал легендарный террорист. Как известно, вдова Ф. Э. Дзержинского жила в его кремлёвской квартире до 1961 года и, как мы понимаем, ни в чём особо не нуждалась…

Когда Яков Григорьевич перешёл на нелегальную работу, то сначала действовал под именем еврея-ортодокса Яффо Гурфинкеля, владевшего небольшой прачечной, а затем азербайджанского тата Якоба (Якуба) Султанова. Для финансирования собственной клиентелы он, по согласованию с закордонным отделом ВЧК, с помощью своего агента — антиквара Я. Эрлиха — открыл в самом центре Константинополя букинистический магазин, коммерческая деятельность которого осуществлялась благодаря положениям декрета СНК РСФСР от 20.04.1920 № 187, в соответствии с которым были национализированы «запасы книг и иных печатных произведений». Все книжные собрания, включая частные библиотеки, были объявлены собственностью государства. Правда, некоторые из раритетов, когда-то реквизированные царскими сатрапами, были, наоборот, возвращены первоначальным владельцам, в частности религиозным общинам. Так, 9 декабря 1917 года Совнарком удовлетворил просьбу краевого мусульманского съезда Петроградского национального округа о возвращении мусульманам Священного Корана Османа, который был трофеем русских войск в качестве после взятия Самарканда в 1868 году и с тех пор хранился в Императорской публичной библиотеке Санкт-Петербурга[125].

В числе прочих были изъяты из синагог, библиотек и частных владений издания на древнееврейском, арамейском