Я приблизился к нему, намеренно вдыхая ноздрями его аромат,намеренно впуская в себя запах его крови, пробуждая в себе желание, которомубыло все равно, кто он такой, кто я такой – острый голод, стремящийся только кего смерти. Жажда изогнулась и хлестнула меня изнутри, как огромный хлыст.

Он отступил на шаг. Я увидел в его глазах страх.

– Нет, не пугайся. Думаешь, я причиню тебе зло? Если бы неты, как бы я победил этого дурака, Похитителя Тел?

Его лицо застыло, глаза сузились, рот растянулся, как вгримасе. Как он жутко выглядит, совсем на себя не похож. Бога ради, чтопроисходит у него в голове? Все неправильно – эти минуты, это решение. Нирадости, ни интимности. Все не так.

– Откройся мне! – прошептал я.

Он покачал головой, сверкнул глазами и снова прищурился.

– Разве этого не случится, когда польется кровь? –Какой ломкий голос! – Дай мне какой-нибудь образ, Лестат, чтобы думать онем. Чтобы заслониться им от страха.

Я смутился. Я был не уверен, что понял, о чем он говорит.

– Может быть, думать о тебе, о том, как ты прекрасен, –ласково сказал он, – о том, что мы будем вместе, спутниками навеки? Этопоможет?

– Думай об Индии, – прошептал я. – О лесах, осеквойях, о том времени, когда ты был так счастлив…

Я не закончил, я хотел добавить – нет, не то, но не понимал,зачем. И взметнувшийся во мне голод смешался с обжигающим одиночеством, я сноваувидел Гретхен и выражение неподдельного ужаса на ее лице. Я подвинулсяпоближе: «Дэвид, Дэвид, наконец-то… Давай! И покончим с разговорами. При чемздесь образы? Давай! Да что с тобой, чего ты боишься?»

И на этот раз я крепко схватил его обеими руками.

Его опять охватил спазм страха, но он не сопротивлялся, и япозволил себе на мгновение посмаковать эту буйную физическую близость, еговысокое царственное тело в моих руках. Я провел губами по его темным седымволосам, вдыхая знакомый аромат, обвил пальцами его голову. И прежде чем ярешился на это, мои зубы разорвали его кожу, мне на язык брызнула горячаясоленая кровь, наполнившая весь рот.

Дэвид, Дэвид, наконец-то.

Начался поток образов – дремучие леса Индии, мимо с грохотомпроносятся огромные серые слоны, неуклюже задирая ноги, кивая здоровымиголовами, крошечные уши хлопают, как опавшие листья. Луч солнца рассекает лес.А где же тигр? О Господи, Лестат, тигр – это ты! Ты во всем виноват! Поэтому тыи не хотел, чтобы он о нем думал! И передо мной мелькнул Дэвид, Дэвид много летназад в расцвете юности, он улыбался, и вдруг на долю секунды на эту картинуналожилась – или выскочила из нее, как распустившийся цветок – другая фигура,другой мужчина. Худое, истощенное создание с седыми волосами и коварнымиглазами. Она переросла в фальшивый, безжизненный образ Дэвида, но я понял, чтоэто Джеймс!

Человек, которого я держал в руках, был Джеймсом!

Я отшвырнул его, подняв руку, чтобы стереть с губпролившуюся кровь.

– Джеймс! – взревел я.

Он упал, ударившись о кровать – глаза его затуманились,кровь текла на воротник, – и выбросил вперед руку.

– А теперь помедленнее! – выкрикнул он со знакомойинтонацией, тяжело дыша; на его лице блестел пот.

– Будь ты проклят, отправляйся в ад! – ревел я,уставившись в безумно сверкающие глаза на лице Дэвида.

Я ринулся на него и услышал внезапный взрыв отчаянногобезумного хохота и поток неразборчивой, поспешной речи.

– Дурак! Это тело Тальбота! Ты же не станешь трогать телоТал…

Но было уже слишком поздно. Я пытался остановиться, но моярука сомкнулась на его горле, я уже швырнул его тело об стену.

В ужасе я увидел, как он грохнулся о штукатурку. Увидел, какиз его затылка хлынула кровь, услышал противный хруст пробитой стены ипотянулся, чтобы схватить его; он упал прямо мне на руки. Он уставился на меняширокими бычьими глазами и отчаянно шевелил ртом, чтобы выдавить из себя слова.

– Смотри, что ты наделал, дурак, идиот. Смотри, что… Смотри,что…

– Оставайся в теле, подонок! – отвечал я, стиснувзубы. – Не давай ему умереть!

Он хватал ртом воздух. Из носа потекла тонкая струйка крови.Глаза закатились. Я поддерживал его в вертикальном положении, но ногиболтались, как у парализованного.

– Ты… дурак… позови маму, позови… Мама, мама, ты нужнаРаглану… Не зови Сару, не говори Саре. Позови маму… – И тут он потерялсознание, голова свесилась вперед, я удержал его и уложил на кровать.

Я был в отчаянии. Что мне делать? Смогу ли я залечить ранусвоей кровью? Нет, рана внутренняя, задета голова, задет мозг. О Господи! Мозг.Мозг Дэвида.

Я схватил телефон, заикаясь, пробормотал номер комнаты,сказал, что произошел несчастный случай. Человек серьезно ранен. Он упал. Унего случился удар! Необходимо немедленно вызвать скорую.

Я повесил трубку и вернулся к нему. Лицо Дэвида, тело Дэвида– на постели, в беспомощном состоянии! У него дрожали ресницы, левая рукаразжалась, затем сжалась и опять разжалась.

– Мама, – прошептал он. – Приведи маму. Скажи, онанужна Раглану… Мама.

– Сейчас она придет, – сказал я, – дождисьее! – Я мягко повернул его голову набок. Но какая разница, по правдеговоря? Пусть вылетает отсюда, если может. Этому телу уже не оправиться. Онобольше не сможет стать подходящим организмом для Дэвида.

Черт побери, а где же Дэвид?

По всему покрывалу растекалась кровь. Я прокусил себезапястье и уронил несколько капель на ранки на шее. Может быть, пара капель нагубах чем-то поможет? Но что же мне делать с мозгом? О Господи, как я толькомог.

– Глупо, – прошептал он, – как же глупо. Мама!

Левая ладонь принялась хлопать по постели из стороны всторону. Потом я увидел, что всю руку сводит судорогой, а левая сторона рта безконца дергается вверх; глаза уставились в потолок, зрачки перестали двигаться.А кровь все хлестала из носа в открытый рот, заливая белые зубы.

– Ох, Дэвид, я не хотел, – прошептал я. – ОГосподи Боже, он умирает!

Кажется, он еще раз повторил слово «мама».

Но я уже слышал вой сирен, приближающихся к Оушн-драйв. Вдверь стучали. Когда она распахнулась, я скользнул в сторону, а потом,невидимый, метнулся прочь из комнаты. По лестнице бежали другие смертные. Меняони замечали не больше, чем быструю тень. Я один раз остановился в вестибюле и,как в тумане, проследил за суетящимися клерками. Жуткие вопли сирен становилисьгромче. Я повернулся, чуть не споткнулся в дверях и вышел на улицу.