С тех пор прошло уже много времени, но до сих пор одолевает печаль, что великий маэстро так и не успел по-настоящему вернуться на родину. Каждый раз, когда за столом в кругу друзей заходит речь об искусстве, всегда звучит такой тост:

– За настоящего мужика, за Нуриева! Люди разное говорят об этом человеке – что он голубой, гомосексуалист, нетрадиционной ориентации, но одно можно сказать точно, что мэтр – настоящий мужик, ведь не каждому дано сдержать слово, причем, если ты уже успел безвозвратно уйти…

– Ну, как вам история? – спросил Воинов.

– Ну, что тут можно сказать, – с оттенком здорового скепсиса выдал Евгений.

– Главное, что я поведал ее вам!

– Нет, история неплохая, интересная, но…

– Но лучше бы там не было Нуриева, вы это хотели сказать?

– Нет, лучше бы он слыл нормальным мужиком.

– Ваши предубеждения мешают вам жить.

– Я никогда не входил в число почитателей его таланта! – отрезал Евгений.

– Тяжело восхититься человеком, который находится в твоей власти.

– Это ты о Нуриеве?

– Нет, я о себе!

– Хм! – возмутился Евгений.

Выйдя из корпуса, где находилось отделение судебной экспертизы, Евгений направился в сторону главного корпуса, он давно не видел Гузель Фаритовну. Обогнув режимный объект, он наткнулся на группу прогуливающихся пациентов клиники. Человек двадцать расхаживали по сугробам, только единицы из этой толпы – сохранившие островки сознания – гуляли по очищенной дороге. Одетые в серо-синие фуфайки и в шапки-ушанки, пациенты напряженным взглядом провожали Евгения. Помня о сумасбродном старичке, Евгений участил шаг.

Когда он сравнялся с последним больным из толпы, который держался от всех обособленно, то ненароком заглянул тому в лицо. Небритый парень в серой выгоревшей фуфайке, на ногах болтались короткие валенки, срезанные по пятки. Внешне он ничем не отличался от всех других, но Евгению его лицо показалось до боли знакомым. Евгений сбавил обороты и судорожно перебирал в памяти: где же он мог видеть молодого человека? Он вспомнил! Не может быть! Это Баумистров-младший! В подтверждение догадки пациент, в надежде оторваться от следователя, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел в обратном направлении. Значит, не ошибся, это он! Как только Евгений пошел за ним, пациент перешел от шага к бегу в сторону закрытого режимного объекта. Походка Евгения больше походила на спортивную ходьбу, открыто бежать по территории больницы он позволить себе не мог.

Евгений закричал:

– Игорь Баумистров, остановитесь! Я хочу только…

Разоблаченный пациент и не думал прислушиваться к словам следователя, он без оглядки продолжил свой путь. Евгению ничего не оставалось, как самому перейти на бег трусцой.

Ему удалось загнать Баумистрова-младшего в тупик, впереди маячила только проходная в корпус отделения судебной экспертизы и бравший от него начало белокаменный забор. Игорь огляделся по сторонам и воззрился на забор. Евгений, уже шедший вразвалочку, ухмылялся, всем видом давая понять, что если понадобится, то он тоже сиганет через забор. Но тут внезапно у Игоря появился шанс на спасение – из закрытого корпуса для принудительного лечения преступников вышел Станиславский. Баумистров-младший посмотрел в сторону главного врача, развернулся и пошел навстречу Евгению, одаривая следователя самоуверенной ухмылкой, тем самым возвращая ему должок. Игорь ни на йоту не сомневался, что теперь назойливый страж порядка отстанет от него. Евгений злобно закусил губу и не проронил ни слова в адрес отпрыска Баумистрова, когда Марк Ефимович вплотную подошел к нему.

Первым делом с подтрунивающим оттенком в голосе главный врач поинтересовался у сотрудника Следственного комитета, что это он тут разбегался:

– Как-то несолидно бегать сотруднику комитета по территории лечебного учреждения. Так и всех больных можно распугать! – эскулап говорил с насмешкой.

– Вам показалось, Марк Ефимович, – спокойно отвечал Евгений, – а в халате-то не холодно на улице стоять? – Евгений посмотрел вслед Баумистрову-младшему, тому оставалась всего пара шагов до первого поворота за угол торца корпуса.

Врач и следователь пошли медленным шагом в направлении главного корпуса. Евгений подумывал, как отвязаться от нежданного спутника, но, когда они сравнялись с поворотом, куда нырнул интересующий его субъект, то в проеме дороги, идущей к одиноко стоящим корпусам диспансера, он не нашел и намека на похожий силуэт. Игорь исчез.

На удивление, они не обменялись колкостями и всю дорогу молчали.

Станиславский, уже стоя за приоткрытой дверью корпуса и наблюдая, как Евгений топчется на месте у крыльца, спросил:

– Вы хотите навестить свою знакомую?

Евгений замешкался, он не знал, что ответить.

– Спрашиваю не от любопытства, просто, чтобы пройти через турникет в здание одного удостоверения следователя недостаточно. У нас во всех клинических и хронических отделениях ужесточили режим, а то бродят по отделениям посторонние люди.

Евгений молча пошел за доктором, минуя не без помощи Станиславского блокпост.

– Здесь наши пути расходятся, вам туда, – эскулап рукой показал на лестницу, идущую наверх. – Но я думаю, что вы и без меня знаете дорогу. Ведь дорога к женщине самая незабываемая.

Евгений в ответ лишь благодарственно кивнул главному старожилу лечебницы. Что-то неприятное скользнуло по лицу Станиславского, нет, это было не просто ухмылкой. За ней эскулап скрывал ненависть, недоверие, о причине возникновения этих чувств страж закона мог только догадываться. «А за что он должен меня любить? Хожу, вынюхиваю, да к тому же трахаю его подчиненную. Завидует!» – потешил свою душу Евгений.

Он приободрился и залетел в кабинет Гузель Фаритовны без стука, чем застал ее врасплох. Первое, что она спросила, как он догадался, что она на работе, ведь новогодние каникулы еще не закончились.

Но Евгений отразил вопрос своей просьбой. Он сходу попросил разузнать, в каком отделении находится на лечении Игорь Баумистров. Гузель Фаритовна сопротивлялась, служебная тайна была не единственной причиной отказа, ей заведомо не по душе была бесцеремонность Евгения. Женщина, к телу которой он имел полный доступ, закрылась от него.

– Этого я сказать тебе не могу, – резко возразила она. – У нас усилили режим, все через главного врача, вот и иди к нему, – в ней заиграла безжалостность.

Она встала из-за стола, сомнительно взглянула на Евгения. Ее суетливые движения подсказали Евгению, что женщина в белом халате собирается выйти из кабинета.

Как она прекрасна, черные волосы блеском оттеняли белоснежный цвет халата, алые губы служили центром притяжения. Евгений удивился – если раньше при созерцании аппетитной Гузель Фаритовны он испытывал похоть, то сегодня он испытал чувство нежного влечения и большое желание прильнуть к губам. Это было чистым вожделением, а похоть где-то затерялась. И дело не в том, что он прекрасно был осведомлен о контурах ее тела, а в том, что мужчина при виде надменной женщины всегда робеет, млеет и похотливые призывы, служащие ориентиром к действию, разбиваются о леденящий взгляд непокорности.